Он остановился, руки у него дрожали, когда он потянулся к воротнику рубашки. Чисто выбритый подбородок блеснул в лунном свете.
— Я должен взять вас. Прямо сейчас:
Ею овладела паника. Только не это! Она уперлась руками ему в грудь. Морщась оттого, что приходится ему отказать, она все же надеялась, что он не рассердится.
— М-милый, не в карете. Прошу вас — пусть это будет наша первая ночь, хорошо?
Он откинул голову и испустил стон мучительного желания.
— Ах, мой милый! — прошептала она и, проведя рукой по его телу, обхватила выпуклую твердость, упирающуюся в шелковые панталоны. — Вы позволите, ваша светлость? — кокетливо улыбнулась Бел, взглянув на него. Услышав низкий, страстный стон, она толкнула его на сиденье и приступила к делу.
Карета остановилась перед Найт-Хаусом, и Роберт и Бел вышли, пытаясь держаться с достоинством.
Лакей открыл дверцу кареты, и оттуда пахнуло вожделением. Всю дорогу они бешено ласкали друг друга, и страсть Роберта была неистова.
Пылая ярким румянцем и борясь с нервным смешком, Бел шла, опустив голову, боясь взглянуть на прислугу. Она не сомневалась, что все они и даже лошади знают, чем они только что занимались.
Держа в одной руке туфельки, в другой — ридикюль, она вошла в дом, глядя себе под ноги, прекрасно зная, что вид у нее растерзанный, что и без того низкий лиф разорван, а щеки пламенеют ярким румянцем. При этом чувствовала она себя на редкость прекрасно, и ей не терпелось поскорее улечься в постель.
Роберт выглядел еще хуже. Галстук развязан, расстегнутая рубашка болтается поверх панталон, волосы растрепаны, вид дикий, непристойный и — удовлетворенный. Он молчал, поднимаясь рядом с ней по изогнутой лестнице. Сквозь чулки она ощущала холод мраморных ступеней.
Наверху они остановились и нерешительно посмотрели друг на друга.
Бел улыбнулась, он ответил ей грустной усмешкой, проведя рукой по спутанным волосам, и опустил глаза. Некоторое время они молчали, и в молчании этом была жажда и нерешительность.
— Никогда раньше я не бывал на балах куртизанок, — сказал он.
— Я тоже.
Еще одна неловкая пауза.
Он бросил на нее вопрошающий взгляд.
— Я хорошо провел время.
Ее улыбка стала шире.
— Так и было задумано. — Она шагнула к нему и, встав на цыпочки, деликатно чмокнула в щеку. — Спокойной ночи, Роберт.
Когда она отодвинулась, он посмотрел в ее глаза тоскливым взглядом.
— Когда, Белинда? — прошептал он.
Она ласково погладила черный атласный лацкан его фрака.
— Скоро.
Внезапно пав духом, она изобразила на лице небрежную улыбку и отвернулась, натягивая на плечи шарф и направляясь к своим апартаментам с таким видом, будто ей все на свете безразлично.
— Спокойной ночи, мисс Гамильтон, — отозвался он и остался стоять, сунув руки в карманы и глядя ей вслед, а свет лампы освещал его легкую ироничную улыбку.
Глава 13
Граф Колдфелл сидел в гостиной Хоуксклифа вместе с еще одним лидером тори и пил портвейн. Наконец настал долгожданный вечер, когда мисс Гамильтон давала званый обед. Морщинистое лицо Колдфелла искривила натянутая улыбка, но в глубине души он был самым недовольным кукловодом на свете. Куклы отказывались плясать под его дудку, но ничего, скоро они запляшут. И еще как запляшут!
Сегодня он пришел только для того, чтобы посмотреть, как обстоят дела у Хоуксклифа с его девкой. Ему не верилось, что он мог так в нем ошибиться. Разъяренный молодой герцог уже должен был убить Долфа, а он — вон, пожалуйста, уютно устроился со своей белокурой красавицей, дерзко равнодушный к тому, что он шокирует общество, и к скандалу, который отныне связан с его именем.
Что же до обещания покарать Долфа, он, судя по всему, вообще о нем забыл. Колдфелл пришел к выводу, что виновата в этом его белокурая чаровница, эта красавица куртизанка, прелести которой отвлекли Хоуксклифа от его клятвы отомстить за Люси. Хоуксклиф явно подпал под ее чары.
Поскольку Колдфелл и сам был неравнодушен к красоте, он не мог осуждать прекрасную мисс Бел Гамильтон за ее образ жизни. Чего он не одобрял — так это того, что она практически взяла на себя попечение о Найт-Хаусе, о прислуге и даже о самом герцоге. Она держалась как герцогиня, — а не как девка, и Колдфеллу это вовсе не нравилось, поскольку он твердо решил сделать свою дочь девятой герцогиней Хоуксклиф.
Роберт и Джульет прекрасно подойдут друг другу.
Колдфелл знал, что у него есть грехи, но если у него и была какая-то добродетель, так это то, что он — самый заботливый и нежный отец в мире. Прежде чем покинуть этот мир, он намерен увидеть свою единственную дочь отданной за хорошего человека, который будет о ней заботиться. Кому, кроме Хоуксклифа, можно доверить его нежную, хрупкую, больную девочку? У кого еще найдется столько благородства, чтобы обвенчаться с монастырски невинной барышней, прекрасно понимая при этом, что она не слабоумная, что просто перенесенная в детстве желтая лихорадка лишила Джульет слуха?
В отличие от известной куртизанки, разделяющей ложе с герцогом, Джульет была совершенно несведуща в светских делах. Вряд ли она смогла бы провести обычный лондонский сезон. Судьба лишила ее великолепного дебюта, на который имеет право любая знатная барышня. Она не может танцевать — она не слышит музыки. Для нее почти невозможен разговор с малознакомыми людьми, хотя она довольно легко читает по губам своего отца и няни. Она робка, как юная самочка, и так же мила.