— Вы в высшей степени неуловимое создание, моя дорогая. Тогда я потратил почти всю ночь, пытаясь вас найти. Примите мои поздравления по поводу столь молниеносного бегства. — Он остановил на ней насмешливый взгляд. — Надеюсь, ваши колени не очень болят?
Она одарила его самой ядовитой улыбкой.
— Уверена, что они чувствуют себя значительно лучше, чем ваше бедро. Кстати, вам пришлось зашивать рану, ваша светлость?
— Боюсь, что да, хотя нельзя сказать, что эта рана особенно опасна для жизни. Вы намеренно пытались убить меня или просто хотели уничтожить снадобье, чтобы не досталось ни мне, ни вам?
— Прекратите, Блэкхит. Если бы я пыталась вас убить, то, будьте уверены, я бы не промахнулась.
— Ага. Значит, вы просто хотели уничтожить снадобье.
Глаза Эвы засверкали. «Скажи ему. О, скажи ему, хотя бы для того, чтобы увидеть его изумление и злость из-за того, что его так хитро провели!» А почему бы и нет? Это будет минута ее торжества, которую в противном случае она могла бы только представлять после того, как направит ему язвительное письмо. «Скажи ему!»
— Напротив, ваша светлость. Видите ли, я вовсе не уничтожила эликсир.
— Моя дорогая мадам, уверяю вас, что видел собственными глазами, как флакон разлетелся вдребезги.
— Я тоже видела, — усмехнулась она, ее просто распирало от предвкушения триумфа. — Но это было не настоящее снадобье.
Его улыбка внезапно погасла.
— Прошу прощения?
— Что ж, мне очень хотелось, чтобы вы знали. Вы так умело одурачили всех нас, подменив эликсир, что я решила, что вам просто необходимо вновь познакомиться со своей фальшивкой. Да, фальшивкой. Я подумала, что раз вы так потрудились над ней, то, наверное, хотите получить ее назад.
Герцог пронзил ее ледяным взглядом, его глаза мерцали, как черный янтарь.
— Вы хотите сказать, что во флаконе, который вы разнесли в куски, находилась моя подделка?
— Господи, для мужчины вы слишком туго соображаете. Именно это я и говорю. После того как я влезла в вашу спальню — и, должна добавить, в ваш тайник, — я взяла настоящий эликсир и положила его в сумку, а вместо него предложила вам поддельный. Жаль, что вы отказались его попробовать. Тогда вы провели бы ночь возле своей ночной вазы… вместо того чтобы гоняться за мной. — Его лицо окаменело. Потемнело, предвещая грозу. — А теперь, если вы не против, танец окончен, у меня еще есть дела. Всего доброго, ваша светлость.
Он молниеносным движением поймал ее руку.
— Прошу прощения. У меня тоже есть дело. — Его глаза были черны как ночь. — К вам.
— Отпустите сейчас же мою руку, — приказала она, улыбка сбежала с ее губ.
— Или что? Вы вытащите пистолет и прострелите мне сердце? Объявите меня грубияном? О нет, мадам. Вы выглядите слегка… бледной. — Он наградил ее пугающей улыбкой. — Думаю, немного свежего воздуха вам не повредит.
Взяв ее под локоть, он потащил ее через толпу, по-прежнему улыбаясь знакомым, кивая при встрече с представителями французской знати. Все смотрели на них во все глаза. С невероятной скоростью обмахиваясь веерами, дамы вовсю обсуждали возмутительную самоуверенность и дерзость, которые демонстрировал английский герцог. Эву охватила ярость, но она не доставит удовольствия Блэкхиту, устроив сцену. О нет, она будет с достоинством идти рядом с ним. На ее лице Застыла улыбка, хотя каждая клеточка души жаждала нанести ему какое-нибудь серьезное физическое увечье. Жаждала унизить его так, чтобы он запомнил навсегда.
Жаждала узнать, каков он в постели.
«Хватит!»
Он направился прямо к дверям. Все еще сжимая ее локоть, он провел ее мимо последней группы гостей на улицу. Ночь была морозной. Ясная, холодная луна сияла в темно-кобальтовом небе. Он отпустил ее ровно настолько, чтобы снять плащ и набросить его на плечи своей спутницы, а затем, приподняв бровь, предложил ей руку.
Будто у нее есть какой-нибудь выбор! Дрожа от ярости, Эва подчинилась. Молча он провел ее мимо замерзшего фонтана, где с рук каменного херувима свисали сосульки. Под ногами хрустел мерзлый гравий, дыхание облачками срывалось с губ. Напряжение нарастало. Напряжение — и неукротимое плотское влечение, которое Эва изо всех сил старалась подавить.
Старалась — но тщетно.
Блэкхит отвел ее на некоторое расстояние от дома, затем, к ее удивлению, отпустил.
— Не уходите, пока не выслушаете меня.
Эва в смущении сделала шаг назад, чтобы между ними была какая-то дистанция, и поправила у себя на плечах его бархатный плащ. Он хранил тепло его тела. Ее кожа ощущала его ласкающую тяжесть, пропитанную неповторимым мужским запахом герцога. Она едва удержалась, чтобы не зарыться в него носом.
— Слушаю вас, — осторожно произнесла она, пытаясь не замечать, как бьется сердце, как в предвкушении лихорадочно покалывает все тело. — Что вы хотите?
Он посмотрел на нее потухшим взглядом.
— Вашей помощи.
Из всех причин, по которым сильный опасный мужчина может утащить женщину в ночь, об этой Эва могла подумать в последнюю очередь. Его ответ совершенно сбил ее с толку. Заставил почувствовать неожиданное разочарование. Несколько секунд она находилась в замешательстве и едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Сама мысль о том, что это самонадеянное, всеми манипулирующее чудовище просит помощи, казалась забавной.
— Моей помощи, — усмехнулась она, бросив на него лукавый, сожалеющий взгляд. — Да, Блэкхит, вы нашли к кому обратиться. Честь и хвала вашему остроумию.
— Уверен, что за определенную плату вы дадите мне все, что угодно.
— Некоторые вещи нельзя купить.
— Да, некоторые вещи можно только дать, — холодно отозвался он. — Я знаю, что вы делаете все, чтобы доказать мне свою бессердечность, но я не совсем в этом убежден.
Она томно улыбнулась.
— Нет? После того, что я сделала с вашими братьями? После того, что я едва не сделала с вами? Вам нужны иные доказательства?
— Помогите мне, и я буду считать, что все забыто. Лишь ради семьи я искал вас.
Эва подняла бровь.
Он чуть отодвинулся от нее, несомненно, пытаясь обуздать враждебность, которую, естественно, должен испытывать к ней. Она почти воочию видела, как он старается взять себя в руки. Спрятаться под маской безупречного аристократизма, которую будет носить независимо от того, какие чувства испытывает. Но нет. Она ошибалась. В молчаливом величии ночи его глаза были темнее глубин океана, и на мгновение, всего лишь на одно мгновение, он позволил ей увидеть на их дне душевную муку, боль, которую, как она думала, он не в состоянии ощущать.
Что-то в ее душе смягчилось в ответ на это откровение. Значит, в нем есть что-то человеческое.
Приятно.
— У меня есть сестра, — продолжал он, глядя в ночь. Он стоял к ней спиной. — Ее зовут Нерисса. Она для меня дороже всего на белом свете.
Эва ничего не сказала, просто смотрела на него с возрастающим недоумением.
— Она молода и романтична, к тому же безнадежно влюблена в парня, который не имеет ни малейшего желания остепеняться. — Он повернулся и, снова предложив ей руку, пошел. «Замерз», — подумала Эва. Неудивительно — отдав ей плащ, он остался в шелковой рубашке и легком жилете. Но он ни разу не поежился, не застучал зубами, его ровный голос не дрогнул от холода. «Железное самообладание», — отметила Эва. — Две недели назад этот ее кавалер, граф Брукхэмптон, отравился в Испанию на английском корабле «Сара Роз». Неподалеку от побе режья Франции судно было атаковано и потоплено американским капером.