– Наверное, он и банки грабит?
– Пока только банкиров, – вставил Блэквелл. – Чего греха таить, Барон неплохо сможет прожить на то, что сегодня похитил у вашего дядюшки. Какая ему нужда рисковать собственной шкурой, грабя банки?
Митчелл смерил возницу холодным как лед взглядом.
– Да и ты тоже кое-чем рискуешь из-за своего длинного языка.
– Это точно, – во весь рот ухмыльнулся Блэквелл, демонстрируя дыру вместо выбитых передних зубов. – А вы, я гляжу, что-то занервничали. Значит, вам есть что скрывать от племянницы! А если Барон на самом деле решит ограбить банк?
Хлоя была не в состоянии до конца понять намеки Блэквелла, однако все же уловила в его словах некую недосказанность. Переместившись в тень, отбрасываемую крышей дилижанса, она посмотрела на дядю. В длинных подштанниках белого цвета, босой, Джон Митчелл выглядел, мягко говоря, менее внушительно, нежели в дорогом костюме-тройке. В довершение всего банкир надел на голову котелок. Подобное нелепое сочетание даже в такой ситуации могло рассмешить кого угодно, и Хлоя, не удержавшись, прыснула от смеха. Митчелл сердито повернулся к племяннице; его пронзительный взгляд тотчас заставил ее принять благочинный вид.
– И что смешного ты в нас нашла, Хлоя?
– Ну... Признайся, дядя Джон, что в нижнем белье со шляпой ты смотришься довольно комично.
– Да, ты права. Мне же будет гораздо веселее, когда Барон окажется на виселице! Вот уж где шея у него вытянется!
Последние слова Митчелла окончательно настроили Хлою на серьезный лад. Ей вспомнилось, как сильно она перепугалась, когда разбойники налетели на их экипаж, оглашая воздух жуткими криками и паля из револьверов. Дядя Джон принялся в эти минуты яростно чертыхаться; она же сидела ни жива ни мертва от страха, боясь пошевелиться. Когда дилижанс остановился, дядя велел ей затаиться на своем месте.
Правда, у нее имелось при себе какое-никакое, но оружие, и это помогло ей не поддаться панике. Хотя, если признаться честно, у нее замирало сердце при мысли о том, что придется пустить его в ход, потому-то она и заметила бандита слишком поздно и не сумела попасть в цель. Но может, это даже к лучшему, что промахнулась. Хлоя не могла себе представить, что значит выстрелить в человека.
Она с удовольствием вспомнила, как удивился Барон, когда выпущенная ею пуля просвистела совсем близко от его лица. И как сначала расширились от изумления, а затем сузились его глаза, когда один из бандитов выволок ее из дилижанса. Да, глаза у него и в самом деле поразительные, подумала Хлоя, присев на порожек открытого экипажа и устремив взгляд па окружающий пейзаж. Глаза у него по цвету напоминают полированную сталь, они умные и проницательные, а ресницы длинные и густые – таким позавидует любая женщина. В необычных глазах Барона было нечто такое, что одновременно и интриговало Хлою, и отвращало от него. Поистине ощущение было противоречивым.
Слегка смутившись от подобных мыслей, Хлоя принялась обмахиваться своей соломенной шляпкой. Чем же, задумалась она, столь притягательна опасность? Это была сложная реакция, сравнимая, пожалуй, с прикосновением к раскаленной плите. Соблазн прикоснуться всегда велик, несмотря на всю неразумность такого действия. Хлоя задумчиво покачала головой.
Ужасно интересно узнать, что именно побудило этого таинственного Барона ступить на стезю порока и преступления. Если бы не оружие, с которым он с такой ловкостью обращался, этот бандит с большой дороги вполне мог сойти за ковбоя или, скажем, торговца. Его низкий хрипловатый голос звучал совершенно не так, как у простолюдина, а еле уловимый акцент показался Хлое очень знакомым и вовсе не был похож на техасский. Что ж, это неудивительно, ведь немало людей снимались с насиженных мест и отправлялись на Запад в поисках не вполне праведной удачи. Очевидно, Барон из их числа. Какая жалость, что некоторые мужчины слишком ленивы и не желают зарабатывать себе на жизнь честным трудом!
Соломенная шляпка в роли веера превосходно освежала лицо. Правда, импровизированное опахало совсем не спасало от вездесущей дорожной пыли, которая, казалось, так никогда и не осядет. Быть может, Техас, этот неприветливый, дикий край, порождал такие нравы, какие Хлоя раньше, до отъезда из Балтимора, даже не могла себе представить. Она обозревала эти суровые земли из вагонного окна: пейзаж, мимо которого мчался поезд, менял свою окраску с зеленой на бурую, а холмы становились все более и более пологими. Даже реки, похоже, здесь постоянно менялись, то мелея и струясь кроткими ручейками, то, наоборот, выходя из берегов после ливневых дождей и превращаясь в бурные потоки.
Да, видимо, сама эта земля порождала новую породу людей, не слишком уважающих закон и порядок. Попутчики, которых Хлоя встречала во время поездки сюда, были вполне вежливы и даже внимательны по отношению к ней, но, тем не менее, в них легко угадывалась склонность к авантюризму, словно они за ненадобностью отбросили внешний лоск цивилизации. Может быть, это объяснялось тем, что суровость края требовала подобной жестокости от людей?
Барон был изгоем, человеком, поставившим себя вне закона, негодяем, разбойником с большой дороги. И не исключено, что в один прекрасный день он закончит жизнь на виселице, как сказал дядя Джон. И все же Хлоя подумала, что разглядела в этом человеке искорку достоинства. Вот почему он по-прежнему оставался для нее загадкой.
– Да-а! – протяжно произнес Дженкинс. – У этой малышки крутой нрав! Верно, Тайлер?