Маленькая графиня надела амазонку и шляпу, взяла хлыстик и вышла через боковую дверь на небольшой внутренний двор.
Когда она, ловко держась на лошади, очутилась за городом, ее окружили голубые угасающие горизонты, жемчужная вуаль еще теплого вечера окутала ее, темные очертания молодых перелесков поджидали ее, как насторожившаяся толпа людей и зверей. После часа бешеной езды она увидела еле уловимый, словно намеченный серебряным мазком волшебной кисти полумесяц. Она подобрала поводья и громко сказала дрогнувшим голосом, прозвучавшим в прозрачном воздухе, как торжественная клятва: «Если любовь, то — навеки…»
После концерта никто не мог дать себе отчета в том, что такое был этот таинственный пианист: человек или автомат… Все были страшно взволнованы и заинтригованы. Дыхание вечного Загадочного коснулось душ всех присутствовавших. Маленькая графиня, подойдя к эстраде, бросила к ногам феноменального пианиста очень красную, почти кровавую розу. Их взгляды встретились. У него были необыкновенные черные глаза. Содрогнувшись всем телом, она инстинктивно поняла, что «да… да… да…» Этот человек — или автомат — обещал ей не банальную историйку, но поэму вечной любви. Насильственно улыбнувшись, она отошла, побледневшая, играя веером.
Маленькая графиня подошла к большому, высокому дому, ничем не отличавшемуся от других домов. Это было грубое, убогое произведение современной архитектуры. Она остановилась у подъезда, охваченная сомнением: неужели он живет в этом доме? Рука ее — без перчатки, похожая на белый странный цветок — все же прикоснулась к звонку. Ей отворил чопорный американский слуга.
— Кого вам угодно? — спросил он.
Она ответила:
— Рамбеллино.
Он спросил опять:
— Как прикажете доложить?
Она гордо выпрямилась и сказала, с слегка удивленной улыбкой:
— Я — возлюбленная Рамбеллино.
Бритое лицо лакея скорчило гнусную гримасу:
— Господин Рамбеллино — автомат, изделие моего барина. Впрочем, я — только слуга…
Он распахнул перед ней дверь.
Маленькая графиня, приподняв вуаль, пошла за ним. Где она? Ее путь лежал по бесконечным залам необычайных размеров. Высокие потолки исчезали во мраке. Она видела только голые, мрачные, строгие стены. Кое-где на стенах висело древнее оружие. В одной зале топился камин: черные тени, с высунутыми языками и когтистыми крыльями, прыгали по стенам. Красное пламя, с вкрапленным в него золотом, казалось выходившим из чудовищного жерла. За одной дверью послышались тяжелые шаги закованных в железо людей. Маленькая графиня дрожала, но продолжала мужественно следовать за лакеем. «Путь к Любви идет не по тропинкам, украшенным розами, но по хрупким мостам над безднами, — подумала она. — Я теперь это знаю. И я… не боюсь».
Вдруг лакей с особой торжественностью растворил дверь.
Маленькая графиня вскрикнула. Комнату затопляли голубые лучи. На пороге стоял Рамбеллино. Лицо его было — как и во время концерта — бледно и неподвижно. Черные глаза сияли ослепительным блеском.
Когда лакей исчез, маленькая графиня сказала:
— Мой возлюбленный! Я пришла…
Он ничего не ответил, но она поняла, что он подумал:
— Я тебя ждал!
Потянулась вереница удивительных дней. Маленькая графиня, наконец, близко соприкоснулась со Счастьем — чудесной звездой, золотым неуловимым мотыльком… О, теперь этот мотылек трепетал своими волшебными крыльями в ее очарованном сердце. Она стала жить двойной жизнью: скучной и ненужной — среди людей, сверкающей, как молнии — в объятьях Рамбеллино. Она поняла теперь, что внешняя «материальная» жизнь вещей и людей отделяется от их истинной бессмертной жизни тонкой хрустальной дверью, которую нужно уметь отворить.
Рамбеллино никогда не говорил, но она все же понимала его мысли. Они струились изумительными световыми токами. Они переливались в ее благодарном, потрясенном любовью сердце, как огни бриллиантов, как яркая кровь рубинов, как прелестный жуткий соблазн изумрудов. Иногда же его мысли передавались ей, подобно опьяняющей волшебной музыке. Она наслаждалась симфониями мыслей. Это было прекрасней слов. Она, не помня себя, бросалась в его объятия и понимала, что мучительная и чарующая пытка страсти — когда тело касается вечных завес бессмертия — нездешнего происхождения.
Их любовь была восхитительной розовой жемчужиной.
Однажды, сидя в своей комнате, с сердцем, полным любовью, маленькая графиня увидела, что на опалово-серой драпировке окна качалась тусклая тень. Это был, понятно, пустяк, обман зрения, но все же глядеть на нее было невыразимо тягостно.