— Но ведь я же — призрак… — робко объяснила она.
— Я не спорю с вами… Но вы не имеете права показываться здесь. Этот дом — общественный клуб. Внизу для членов отдаются меблированные комнаты. Мы будем останавливаться здесь с нашими женами, с детьми. А при вашем блуждании по коридорам вы можете встретиться с кем-нибудь и страшно напугать… Мне кажется, что вы это обстоятельство упустили из виду. Не правда ли?
— Да, вы правы… Но ведь в этом доме никто не жил уже больше года… Я думала, что никому не помешаю.
— Вы ошибаетесь, сударыня… И знаете, если бы я был на вашем месте, я немедленно улетучился бы.
Она казалась смущенной.
— Вот в этом-то и суть, — грустно заговорила она, — что я не могу исчезнуть. Я пробовала уже несколько раз. Я так утомилась… Сил больше нет… Я забыла один маленький прием… И никак не могу его вспомнить…
Она так беспомощно смотрела на меня, что мне ее стало жаль. В это время внизу стукнула парадная дверь. Раздались чьи-то шаги. Я предложил моему призраку пойти в мой номер и рассказать мне боле подробно, что с ним произошло… Откровенно говоря, я ничего не понимал… Я хотел было ее взять под руку, но никак не мог уловить ее руки… Я осязал что-то воздушное, неуловимое… Мысли путались в голове, я совершенно забыл, где находилась моя комната. И прежде, чем ее отыскать, мне пришлось открыть несколько соседних дверей. Наконец, я нашел свой номер. Мы вошли. Я опустился в большое кресло и предложил моему призраку сесть напротив. Но она продолжала летать по комнате… Это не мешало нам разговаривать друг с другом…
Да, я забыл сказать вам, что обедал я вчера с шампанским и выпил изрядно. Но вскоре винные пары рассеялись, и я стал трезво смотреть на вещи. Это было весьма оригинальное положение. Я находился в номере вдвоем с женщиной-призраком. Хотя это был призрак, но все же это была женщина… Я не спускал с нее глаз… Когда она пролетала мимо зажженной свечи, я видел, как ее тело просвечивало.
Она рассказала мне историю своей земной жизни. Она выросла в бедной семье. Вышла замуж за чахоточного субъекта, которого не любила… У нее не было детей, несмотря на ее страстное желание… После семи лет скучной семейной жизни, она влюбилась в красавца-доктора. По ее словам, этот мужчина умел любить… Она была безгранично счастлива с ним. Но счастье ее продолжалось недолго. Доктор ей скоро изменил. Это был ветреный человек. Он не только изменил ей, но даже издевался над ее любовью… В конце концов, она была так несчастлива, что отравилась.
После долгой беседы она вновь пожелала исчезнуть. Но все усилия были тщетны; она расплакалась…
— В чем выражались ее усилия? — перебил Сорокин.
— Она делала разные жесты руками… То быстро вертела ими в воздухе, то протягивала их в мою сторону.
— Я не могу… — говорила она. — Мне не удастся никогда исчезнуть с земли.
При этих словах она упала в кресло и разразилась громкими рыданиями… По-видимому, это была истеричная натура…
— Вы знаете, господа, я не могу видеть женских слез…
— Ну, полно, — говорил я, — не плачьте!.. Не приходите в отчаяние.
В эту минуту я забыл, что передо мной привидение и по привычке, видя плачущую женщину, я подошел к ней, чтобы ласками ее утешить, поцелуями осушить ее слезы… Но мои руки скользили по воздуху… И впервые легкая дрожь пробежала по телу, я отошел от нее к этому туалетному столу. Внезапно мне пришла в голову блестящая мысль.
— Хотите, я вам помогу? Давайте жестикулировать вместе!
— Неужели вы на это решились? — раздались возгласы. — И вы не боялись исчезнуть вместе?
Николай Михайлович загадочно улыбнулся.
— В то время я об этом совершенно не думал, — тихо про говорил он. И его красивые глаза задумчиво остановились на ярком пламени камина.
Наступила пауза.
— И вообразите, — вновь заговорил Николай Михайлович, — исчезновение ей вскоре удалось. Она несколько раз приходила в отчаяние и просила меня жестикулировать с ней.
— Когда вы одновременно со мной делаете движения, я вижу их недостатки, — говорила она.
И после нескольких минут совместной плавной работы руками она радостно произнесла:
— Я, кажется, вспомнила. Но вы не смотрите на меня, иначе ничего не выйдет. Вы видите, я такая неопытная, нервная…
Мы начали спорить. Я непременно хотел видеть эту метаморфозу. Я страшно упрям. Мы долго спорили. Но она, наконец, меня утомила. Я подошел к этому трюмо и начал смотреть в зеркало. Она по-прежнему таинственно махала руками и постепенно ускоряла взмахи. Внезапно вся она как- то странно вытянулась и замерла… И ее не стало. Я обернулся. В комнате не было никого. Что с ней произошло? Куда она девалась — я ничего не мог понять… В это время в ночной тиши часы на лестнице пробили три удара. Я стоял посреди комнаты и как-то странно себя чувствовал…
Николай Михайлович умолк.
— И вы легли спать после этого привидения?..
— Ну конечно, что мне еще оставалось делать? — смеясь, ответил Николай Михайлович.
К. Мурр
КРОВАВЫЕ ПРИЗРАКИ
Илл. В. Новодворского
Ломжину очень скучно было Новый Год встречать одному. Судьба занесла его в уездный городок Т***; дело, по которому он поехал, было спешное и неотложное, и для этого он выехал из Петербурга чуть ли не в самый день Рождества.
Комната, отведенная ему в гостинице, смотрела грязно и неприветливо, в окно бились оголенные ветви каких-то кустарников и при каждом порыве ветра что-то жалобно пищало и вертелось над дверью. Убогая обстановка номера, полинялые обои и мебель, безотрадный вид из окна, — все действовало угнетающе на настроение, а между тем, деваться было некуда, так как знакомых в городе у него не было никого.
Ломжин с отвращением опустился на кровать с дрожащими ножками и погрузился в размышления, как скоротать бесконечный вечер и как встретить Новый Год?
Чтобы удобнее было соображать, он постелил под голову чистый платок, лег на спину и закрыл глаза. Через несколько минут он уже спал крепким сном, слегка всхрапывая и равномерно и спокойно дыша.
В коридоре послышались шаги, защелкали замки, опустили на пол что-то тяжелое, заскрипела корзина. Кто-то приказал втащить се в номер, и рядом с Ломжиным, почти у самого его уха, раздались голоса. Но он ничего не слышал и спал, не двигаясь, все в том же положении, утомленный суетой проведенного дня.
В соседней комнате было шумно; развязывали корзину и веревка беспрерывно шлепала по полу, хлестала дверь и била по чем попало. Слышно было, как спешно раскладываются двое: мужчина и женщина. Сквозь дверные щели потянуло дымом папироски.
— Это безобразие, — жаловалась капризным голосом, — некуда шляпы класть, так и придется в картонке оставить.
— Не знаю, куда фрак пристроить. Ну, гостиница! И эта считается лучшей. Могу себе представить, какие должны быть остальные, — сказал он мягким, низким голосом с едва уловимым, но приятно действующим на слух, ясным произношением.
— Нельзя терять ни минуты, — снова заговорила она, — надо успеть закусить, потом тебе повидать Лукошкина и условиться, в котором часу собираться завтра.
— Да, да, но прежде платья важнее всего развесить, все сомнется, — волновался он. — Легко сказать, — один шкаф на двоих! Придется все спинки стульев превратить в вешалки.
Началось какое-то передвижение, затем звякнула посуда, звали слугу, и через четверть часа голоса и шум в соседней комнате доносились уже сквозь шип и бульканье самовара.
Ломжин мерно посвистывал носом, не меняя положения и слегка полуоткрыв рот.
Рядом было тихо: от времени до времени по полу постукивали каблучки, и нежный голос напевал: «Не зажигай огня. Не отгоняй мечты…».
Но тишина и тихое пение продолжались недолго. Вскоре хлопнула дверь и вновь заговорил мужской голос.