— Очень отдает телевидением, — заявил Баталато. — Вам трудно это уловить, но поверьте моему вкусу, Родион, от этого сценариста надо избавляться. И как можно быстрее. Я возьму другого, перепишем и начнем снимать.
Я снова отказался. Я не верю в благополучие тех, кто ходит по трупам. Мне кажется, что их всегда будет мучить совесть. Но не только из этических соображений я не совершил подлости. Я до сих пор убежден, что оба сценария — и «Рулетка» и «Лебеди» — хорошие. Что касается литературного стиля, то, согласен, я могу и не улавливать нюансов, но считаю, что для того и режиссер, чтобы внести свои художественные поправки, осмыслить сценарий на новом уровне, на новом этапе.
Расставшись с Алекс Роз, мы наивно полагали, что Том в следующий раз примет нас и без нее. Раз ему понравилась история, значит, он с интересом будет читать сценарий. Все оказалось сложнее, чем мы думали. Пробиться к Тому Хэнксу напрямую мы не смогли, нас перекинули к агенту Хэнкса, а агент сразу же спросил, есть ли у нас деньги на производство (Том запрашивал десять миллионов долларов). Денег у нас, естественно, не было.
Спустя примерно восемь месяцев после первой (и последней) встречи с Хэнксом неожиданно позвонила Алекс Роз.
— А вы знаете, дорогие, — объявила она, — мы ведь дали Тому хорошую идею. Он начал сниматься в роли недоделанного дурачка, но с добрым, любящим сердцем. Как у Родиона. Материал идет великолепный.
— Кто снимает?
— Земекис.
— Это который снимал «Назад в будущее»?
— Да, он. Так что поздравляю, — с горькой усмешкой произнесла Роз, — мы были на правильном пути. Да только припоздали.
То был знаменитый «Форест Гамп». Фильм потряс меня и обрадовал одновременно: ничего схожего с нашей историей в нем не было. Но пронзительность и мощь образа были так захватывающи, что я понял: выше этого мы не сможем подняться, а на меньшее Тома не уговоришь теперь ни за какие миллионы.
Когда Том под овацию зала сжимал в руке золотую статуэтку «Оскара», я был так счастлив за него, что в ту же минуту написал ему письмо.
Я не ждал ответа, просто посчитал своим долгом немедля присоединиться к тем, кто приветствовал Хэнкса в «Шрайнере аудиториум».
Каково же было мое удивление, когда ответ пришел. Том, оказывается, был тронут моим письмом, сказал, что помнит о нашей встрече, о просмотре «Лебедей» и надеется, что мы непременно будем работать вместе, и очень скоро.
Как я уже говорил, после «Фореста Гампа» я очень засомневался в том, что Том спустится до «Лебедей». Я думал так не потому, что история наша была слаба, а потому, что она была недостаточно яркая, недостаточно броская. Самокритичность парализовала меня, сковала инициативу. Я решил, что не буду посылать Хэнксу сценарий, чтобы, не дай Бог, не разочаровать его. Я считал, что важнее сохранить хорошие человеческие отношения, нежели перейти на деловые и потерять взаимную симпатию. Глупость, конечно, если вдуматься, но я так действительно считал. Да и к тому же, при всем различии характеров, Форест Гамп и наш Джо Уистлер были одного поля ягоды. Вряд ли обладатель «Оскара» захотел бы повторяться.
Я оказался прав: в фильме «Филадельфия» Том сыграл драматическую и совсем не чаплиновскую роль. Это был совершенно новый Том Хэнкс. Прямая противоположность Форесту Гампу. Первоклассная актерская работа, настоящее перевоплощение. Ролью в «Филадельфии» Том добился второго «Оскара». Два «Оскара» подряд! Редчайший случай. До этого лишь великий Спенсер Трейси смог добиться подобного успеха. И снова в восторженном порыве я написал Тому. И снова получил ответ, такой же теплый и искренний, как и в первый раз.
Будь я посмелее да понаглее, наверное, смог бы воспользоваться моментом и завязать более дружеские отношения с Хэнксом. Но я слишком медлителен, слишком деликатен в подобных вопросах. Я всегда держу ногу на тормозе. Таков негативный аспект моей сдержанности.
Ну что ж, не будем витать в облаках и вернемся на землю.
Я хочу рассказать о том, как мы работали с Джоном Уэлпли.
Как правило, Джон приезжал к нам в Малибу. Он садился за компьютер, я же располагался за его спиной — так, чтобы видеть, что он пишет. На телевидении Джон прошел школу коллективного писания, где на одном шоу уживаются пятьсемь, а то и больше авторов, так что наш дуэт был пустячным делом, настоящим отдохновением для Уэлпли.
Сначала мы строили каркас истории, определяли характеры и их развитие, придумывали связки и параллельные сюжетные линии и только потом принимались за диалог. Диалог — это конек Джона. Мне все еще трудно записывать живую речь. Иной раз я разыгрывал перед Уэлпли целые сцены, изображал то одного героя, то другого, и это приводило моего друга в полный восторг. Не умаляя моих режиссерских и прочих талантов, Джон всерьез считал, что актерское дарование дало бы мне больше денег.