— Это ты Катя Костюченко?
Я кивнула.
— От немца забеременела?
— Да, — ответила.
Переводчик повернулся к шефу и сказал:
— Эта девушка не имеет никакого отношения к фронту и военным событиям. Она глупа для всего этого. Она полюбила немца и забеременела от него. Потом решила сделать аборт, а он ее в гестапо отправил.
Шеф гестапо потер в задумчивости подбородок и направился к двери. Переводчик последовал за ним. Переводчик был среднего роста, лет тридцати, в серой рубахе с закатанными до локтей рукавами. у него было спокойное, сосредоточенное лицо.
Когда переводчик ушел, мы долго не могли прийти в себя. Женщины обсуждали его поступок и все время повторяли, что переводчик «наш» человек. Я Же не понимала, откуда он все знал и почему решил помочь.
Через несколько дней меня отправили на проверку к врачу. Тот Осмотрел меня и сказал медсестре:
— Пишите. Четыре месяца беременности. Принимала яд, чтобы освободиться от беременности. Сильно воспалены полость рта, придатки и яичники. Нуждается в уходе и режимном питании.
«Как этот доктор узнал о моем «неудавшемся аборте»?» — недоумевала я. Вернулась в гестапо. Мои женщины здорово переволновались, НЕ ЗНАЯ, КУДА МЕНЯ УВЕЗЛИ.
Когда я все рассказала, бабушка привлекла меня к себе:
— Ты будешь жить, доню. Родишь. Нас не забудь. Зайди в церковь и свечку за бабушку с Гавриловки поставь, помолись обо мне.
Одна женщина принесла граммов сто хлеба:
— Съешь, Катенька. Это женщина из соседней камеры передала, когда на прогулке были. Для тебя, Катюша.
Во второй половине дня лязгнул замок и меня позвали:
— Костюченко, собираться!
Женщины бросились меня обнимать, говоря:
— Раз вызывают днем, будешь жить… На расстрел вызывают ночью.
— Да спасет тебя Господь!.. — перекрестила меня бабушка.
Во дворе меня ожидала открытая легковая машина. Возле нее стояли четыре немца с автоматами и знакомый переводчик. Мне показалось, что он слегка улыбнулся, увидев меня.
— Костюченко, смертную казнь тебе заменили пожизненным заключением в концлагере.
— Спасибо! — ответила И в следующую минуту машина стронулась с места — В НАПРАВЛЕНИИ лагеря — распределителя. Это было в конце августа 1943 года.
Я вполне осознаю сегодня, что в тот день, когда маме отменили смертный приговор, его косвенно отменили и мне. Меня ссадили с машины.
Передо мной в ряд стояли деревянные бараки, длинные, унылые, обнесенные колючей проволокой. Не прошла я и двух шагов, как ноги подкосились, и я оказалась на земле. От ближнего барака ко Мне бросилось двое заключенных. один из них, светловолосый, был Особенно энергичен:
— Я здесь… Катюша, я здесь.
Сказал и подхватил под руку. Его приятель помогал мне подняться с другой стороны.
На ступенях, ведущих в барак, сгрудились заключенные.
— Расступитесь, товарищи, расступитесь! — говорил светловолосый, раздвигая толпу. — Это Катя Костюченко… Видите, до чего ее довели! Осторожней… Сюда, Катюша.
В бараке было душно. воздух спертый, тяжелый. на полу, на сене вповалку лежали больные, измученные гестаповцами заключенные.
Мне указали на кучку сена, прикрытую листом бумаги.
— Вот, Катюша, — сказал светловолосый, — это мы тебе с Алексеем постель приготовили. Свежего сена положили, бумагу постелили свежую, на ней еще никто не лежал.
Я Легла.
От затхлого, насыщенного человеческими испарениями воздуха Меня мутило.
— Попей, — сказал светловолосый, протягивая консервную банку. — это кислое молоко. тебе, кроме кислого молока, ничего Нельзя, ты очень слабенькая.
Когда я немного пришла в себя, светловолосый сказал:
— Не удивляйся, катя, что мы о тебе знаем. мне о тебе Виктор рассказал. помнишь такого? его вместе с тобой в барвенково привезли.
— Конечно, помню! что с ним? — спросила я. — где он?
— В первую же ночь его от нас забрали. наверное, расстреляли.
Он только о тебе и рассказывал. Как ты жандармов дурачила, как бежала. «Единственное, о чем прошу, — говорил, — Катюшу спасите. Ребенок Кати — наш ребенок, дитя нашей родины…»
Светловолосый замолчал, чувствовалось, что он взволнован. потом он смочил платок в холодной воде и начал осторожно вытирать Мое лицо.
— Вот видишь, — улыбнулся он, — его наказ мы выполнили, вырвали тебя из рук гестапо. одно время надежду потеряли, думали, что Не выйдет, но… нас не подвели. да, катюша, — вдруг спохватился Светловолосый, — я все говорю — мы, мы. это алексей, мой друг. алексей, сидевший рядом, улыбнулся.