Мы становимся одним целым на мгновение и почти взлетаем вместе в небеса, как вдруг звук открывающейся двери возвращает нас в реальность. Замираю на секунду и тут же соскакиваю, пытаясь руками выдрать из-под Пашки простынь, чтобы укутаться.
Нет! Этого не может быть! Может, нам это послышалось? Но тут в коридоре раздается хлопок.
— Да ла-а-адно, — стонет Пашка и подпрыгивает на кровати.
— Что? Кто? Как?! — Шепотом кричу я, в панике дергая за уголок одеяла.
Успеваю лишь прикрыть нижнюю часть туловища, когда вдруг зажигается свет в прихожей. Дверь в комнату мы, конечно, не закрыли, и поэтому оказываемся во всей красе перед глазами Елены Викторовны, их с Машей мамы.
Пашка успевает прикрыться подушкой, и пока я размышляю, упасть мне или отвернуться лицом к стене, притворившись мертвой, женщина становится свидетелем этой неприглядной сцены. Вот же блин…
— А… Аня… — Словно не веря своим глазам, произносит она.
— Тетя Лена… — Натягивая простынь на грудь, мычу я. — Здравствуйте…
Женщина смущенно опускает взгляд на пол и замечает разбросанную повсюду одежду, где среди прочего валяются мое нижнее белье и трусы ее сына. Елена Викторовна густо краснеет.
— Мама! — Кричит Паша. — Постучать не могла?!
— Куда? К себе домой? — Отворачиваясь, говорит она. — Мог бы и закрыть двери, если собрался… если…
И так и не договорив, уходит на кухню.
— О, Боже, — бормочу я. — Какой стыд!
Что может быть хуже этого? Вот дерьмо! Лихорадочно спрыгиваю и дрожащими руками начинаю собирать с пола свою одежду. Точнее белье. Потому что одежды у меня нет.
— Аня, Аня, стой! Все нормально. — Пытается успокоить меня Суриков. — Погоди!
Он касается меня руками. Ох, не нужно. Я все еще чертовски возбуждена, но мне не хочется ни продолжать, ни просто оставаться здесь. Мне больше, наверное, никогда не удастся спокойно смотреть его маме в глаза. Так и вижу эту картинку: мы голые и она с открытым от изумления ртом. Ужас!
— Не может быть. Как так вышло? Ты же говорил, она на смене! — Убираю волосы за уши. — Принеси мне что-нибудь из Машкиной одежды. Пожалуйста!
— Куда ты сейчас пойдешь? — Хмурится Паша, встает, натягивает трусы-боксеры, затем джинсы. — Я тебя никуда не отпущу.
— Иди быстро!
Пока он возится в соседней комнате, застилаю зачем-то постель, постоянно испуганно оглядываясь на дверь, и репетирую «морду кирпичом». Получается плохо.
— Не знаю, почему она вернулась так рано. — Говорит Паша, протягивая мне толстовку и джинсы. — Пойду, спрошу. Поговорю. Успокою, что ли…
Пытаясь втиснуть в чужую одежду свой зад, лихорадочно соображаю, как быстрее и незаметнее свалить отсюда. Может, через окно?
— Солнцева, я тебя не узнаю. Не все ли тебе равно, а? — Спрашиваю сама себя. — Нет. Ведь меня застукали с голыми сиськами, как самую развратную шлюшку… О, Боже… И кто? Мама подруги!
Бегаю по комнате, пытаясь привести мысли в порядок. Хорошо еще, что я не встретила ее громкими криками: «Да, Паша, да, да-а-а»! Было бы еще веселее.
Сажусь на стул, обхватываю голову руками. Через секунду они оба возвращаются в комнату. От взгляда на Лену Викторовну у меня неприятно холодит спину, но женщина выглядит спокойной и даже пытается мне улыбаться.
— Анечка, — вежливо произносит она, — с нашим папой очень плохо. Нужно срочно ехать. И если ты не против, закинем тебя по пути домой. Хорошо?
— Нет, я сама могу. — Закусываю губу. Взгляд не прячу, держусь стойко, даже реветь не хочется. Вроде. — Не стоит. Добегу так.
— Нет-нет, увезем.
Смотрю на Пашу. Он подмигивает мне, берет со стула футболку и надевает. Вот и правильно. От взгляда на его голую грудь мне становится еще хуже.
— Простите, — снова обращаюсь к тете Лене. — Мне жутко неловко, что так получилось…
— Ничего, — устало выдыхает женщина, — надеюсь, в следующий раз увижу тебя в одежде.
Уголки ее губ приподнимаются в подобие улыбки. Мне становится легче. Возможно, даже через какое-то время мы с ней сможем общаться как прежде. Все может быть.
Когда она выходит за дверь, Пашка сразу же хватает меня за талию и прижимает к себе. Низ живота клокочет, требует продолжения, бунтует, горит, плавится от желания. И это даже несмотря на пережитый стресс.
— Что же ты делаешь со мной, Суриков? — Качаю головой и затем охотно отвечаю на его поцелуй.
Наконец, мы размыкаем губы, и Пашка гладит меня большим пальцем по щеке.