Что ж. Больше в кабинете начальника мне делать было нечего. Не без облегчения я закрыла за собой дверь и направилась по коридору, тёмному и пустынному в это время.
В сердце клубком свернулось дурное предчувствие.
Спустя несколько дней я получила первую неприличную записку.
Глава 10
Цвета были тусклыми, звуки — приглушёнными, и он чётко осознавал, что спит и что образы, мелькающие в голове, на самом деле воспоминания.
Сверкающие молнии разбегались по небу бесшумно. Беспощадный, апокалиптический шторм заставлял море кипеть, но слышался, как гул из прижатой к уху ракушки, хотя в реальности — он это прекрасно помнил — от грохота волн сотрясались стены.
Ветер швырял в лицо солёные брызги. Молох стоял в окне и словно сквозь мутную плёнку видел, как на маяк обрушивается мощнейший водяной вал, а наверху, в световой камере, в блеске вращающегося фонаря, появляется знакомая тёмная фигура.
Смотрит в его сторону. Прямо на него.
«Поговорим, братишка?»
— Что ты, Смерть побери, устроил?! — В тот день Молох с трудом слышал себя за рёвом ветра, но во сне крик раздавался в абсолютной тишине.
Они стояли на смотровой площадке, и синие волосы Росса напоминали щупальца Кракена.
— Что устроил? — переспросил брат и, оскалившись, развёл руки. — Конец света, как видишь.
Сильнейший удар сотряс маячную башню: гигантская волна разбилась о металлическое ограждение, и их обоих окатило водой. Молох едва удержался на ногах. Росса швырнуло в стекло фонарного отсека, и жнец захохотал, как в припадке.
— Все умрут, дорогой братец. Все! Но я знаю, как это остановить. И я скажу, как. Но сначала… сначала обещай выполнить мою просьбу.
* * *
— Значит, братец прикрыл тебя перед Советом? — поцокал языком Росс и подлил мне ещё абсента. — Занятно. Большинство считает его неподкупным, непоколебимым блюстителем порядка. Строгим и занудным моралистом. Но это всё, конечно же, маска.
Я поморщилась от горького вкуса полыни. Росс забрался с ногами на подоконник, я сидела рядом на полу, то и дело поднимая вверх пустой стакан. Сегодня у меня был законный выходной.
— Будешь моим напарником? — спросила я, уже изрядно выпившая. — Когда стажировка закончится. Ты говорил, что…
— У меня отобрали косу, — раздался стеклянный звон: Росс легонько ударил наполненным стаканом о верх моего. И пояснил, поймав удивлённый взгляд: — Отстранили от полевой службы.
— Но… почему?
— Я едва не уничтожил Вселенную, — равнодушно пожал он плечами, а потом расхохотался, уронив на колени очки в зелёной оправе без стёкол.
— Ну и шуточки. А серьёзно?
— Серьёзно. Не веришь — не верь. А как тебе такая причина: я мешал братцу заниматься различными грязными делишками?
В такое тоже верилось с трудом, и я позволила себе скептическое выражение. В ответ Росс наклонился и прошептал мне на ухо с подчёркнутой театральностью:
— Он не тот, кем кажется.
Я поиграла бровями.
— И что же он такого ужасного делал? Убивал людей?
— Почти, — Росс снова наполнил мне стакан. Сегодня его рубашка была по цвету точь-в-точь как абсент, которого мы за вечер осушили уже вторую бутылку. — Злоупотреблял служебным положением.
— Домогался подчинённых? — это была шутка, но смеха она не вызвала. Росс посмотрел мне в глаза пугающе серьёзно.
— Не подчинённых — клиентов.
Я закашлялась, подавившись абсентом.
— Ты имеешь в виду, что?..
— Никто не знает об этом, кроме меня. Видишь эти татуировки? — он закатал джинсы: обе щиколотки обвивала вязь светящихся символов, словно под кожей текла горящая лава. — Молох меня подставил. Сделал так, чтобы у меня отобрали косу. Я не могу покинуть Крепость. Не могу воспользоваться никаким оружием. Братец постарался убедить всех, что я безумен. Теперь можно сколько угодно болтать о том, как он пользовался служебным положением — никто не поверит. Ты тоже не веришь — вижу по лицу.
Я почувствовала, как против воли трезвею и жадно присосалась к горлышку бутылки: хотелось и дальше качаться на мягких волнах расслабленности.
— Он не похож на чудовище, — сказала осторожно, боясь обидеть Росса.
— Так обычно и бывает, разве нет?
Алкоголь наполнял мои вены. Мешался с кровью, вытеснял её, заменяя жидким огнём. Я продолжала пить, стараясь сбежать от мыслей, погрузиться в спасительное беспамятство. Последние слова Росса доносились словно из глубины земли.
— Ты у него на крючке. За такое преступление тебя сошлют в ад. Надеюсь, ты ничего не подписывала?
«Подписывала», — хотелось ответить, но комната кружилась перед глазами, к горлу подкатывала тошнота, и я боялась, что, если открою рот, случится непоправимое.