— Урубы питаются эмоциями, — возбуждённо шептала рыжая хищница, сидя на постели подруги и с опаской поглядывая в окно.
— Нет-нет, — возражала другая, — они забирают душу избранницы, когда она теряет… ну вы понимаете.
Девочки захихикали.
Альма плотнее закуталась в одеяло. В оживлённой беседе она не участвовала — отворачивалась к стене и притворялась, что спит. Воспитанницы «Голубых холмов» делились на хищниц, середнячков, жертв и изгоев. К последним и относилась Альма, вынужденная проводить свободное время в одиночестве. Даже плакса Бриттани делала вид, что не замечает её.
По большей части Альму такое положение вещей устраивало. Что её действительно тревожило — уруба она видела лично. Собственными глазами.
И знала: однажды демон за ней придёт.
Глава 14
Вопреки ожиданиям, Молох оказался страстным любовником, властным, но в меру нежным. Чувствовал, когда надо замедлиться, дразня и растягивая удовольствие, а когда — обрушиться лавиной, погребая под собой. В какой-то момент тело меня предало, и, к моему стыду, стало слабо отзываться на происходящее.
Я не хотела так реагировать. Сладкая волна, заставляющая низ живота сжиматься, а бёдра подрагивать, оставляла в груди омерзительное чувство опустошения, гадливости.
Поцелуи раздражали. Я отворачивала голову, позволяя настойчивым губам исследовать шею. Когда любовник отстранялся, влажную кожу неприятно холодило, и я отчаянно боролась с желанием вытереться.
Край стола больно впивался в поясницу. Под спиной, нервируя, хрустели документы. Часть — лежала на полу, и это не удавалось осмыслить: ради меня Молох, педант девяносто восьмого уровня, не колеблясь, сбросил свои драгоценные бумажки на грязный камень.
А я-то считала начальника мороженой рыбой. Такого замкнутого мужчину сложно было представить сгорающим от страсти. Но сейчас рубашка его была небрежно расстёгнута, брюки — приспущены, словно нетерпение не позволило избавиться от одежды полностью. Словно ждать лишнюю секунду было невыносимо.
Висок обожгло тяжёлое, прерывистое дыхание. Я застонала, чтобы происходящее не так сильно напоминало изнасилование, и вцепилась взглядом в холдер кофемашины. Смотрела, как поблескивали в утреннем свете хромированные детали.
Хотелось, чтобы всё скорее закончилось.
Редкие всплески удовольствия несли привкус унижения. Пока телу было приятно, разум вопил в агонии, и этот диссонанс сводил с ума.
После близости я сбежала в ванную. Предпочла бы — сразу в свою, но надо было привести себя в порядок. Интересно, может ли жница забеременеть?
После затянувшегося душа я десять минут мыла дрожащие руки под горячей водой. Смотрела на струю, уткающую в сток, и упорно избегала встречаться взглядом со своим отражением в запотевшем зеркале. Сколько бы я ни мылась, тело казалось грязным.
В дверь осторожно постучали.
— Эстер? Всё в порядке?
— Я могу залететь? — спросила, убирая напор воды.
— Нет, — раздалось после неуверенного молчания.
Повезло, что из кабинета начальника был выход в маленькую уборную. Я опустилась на крышку унитаза и закрыла лицо руками.
«Надо выйти. Поднимайся. Давай».
До безумия хотелось запереться в своей комнате — телепортироваться на кровать прямо отсюда. И в то же время я не могла заставить себя открыть дверь и встретиться лицом к лицу со своим личным кошмаром. Я не знала, как теперь вести себя с Молохом. Как он сам станет ко мне относиться.
И как мне относиться к самой себе?
Меня ломало от настойчивой потребности приложиться к бутылке. Похоже, я медленно, но верно катилась по наклонной. Росс говорил, что жнецам чужды пагубные пристрастия и даже потребность в еде — только привычка. Что стоит отказаться от пищи, и со временем голод перестанет тревожить. Но чёрт, моя зависимость от абсента была пугающе реальной.
«Не буду пить», — врала я себе, точно зная, что сделаю в первую очередь, как только попаду в свою комнату. Уже ощущала на губах горький спиртовой вкус.
Мне надо было забыться. Надо было!
Я ярко чувствовала, как лечу — падаю в глубокую-глубокую яму и даже не пытаюсь ухватиться за земляные стены, что проносятся мимо. И даже если захочу, попытаюсь, они, эти стены, осыпятся под моими пальцами. А где-то внизу, в темноте, — острые камни. И настанет момент, когда моё падение оборвётся.
* * *
Сегодня было моё дежурство. Это значит, что до пяти вечера я занималась всякими безмерно скучными, но необходимыми делами: помогала на кухне сортировать еду, раскладывала её частично по холодильникам, частично — по контейнерам на линии раздачи в столовой. Следила за порядком в коридорах. После двух выдавала ключи от шкафчиков с косами. Должность “кладовщика” оказалась передающейся. Никто из жнецов не желал работать в хранилище на постоянной основе. Обязанность нудная, но в этот день я была не готова к полевой службе: монотонные действия, не требующие умственного напряжения, успокаивали.