Что если Танатос не послушает? Сделает, как считает нужным? Отбивать избранницу у разъярённого высшего — безумие, но…
Он не мог этого допустить. Не мог отказаться от…
«Не сжимай кулаки. Ни в коем случае не сжимай кулаки. Слишком очевидное проявление эмоций».
Он только-только почувствовал себя живым. Человеком, а не ходячей функцией. Нельзя позволить Танатосу забрать это ощущение, отдать Эстер в лапы чудовищу. Страшно представить, как относился к ней муж, раз даже смерть показалась спасительным выходом. Молох не знал Кайрама лично, но слышал, как демоны обращаются с избранницами. Как с бесправной собственностью.
— В любом случае, такие решения принимаются коллегиально, — он должен был это сказать, хотя понимал — они оба это понимали: Совет проголосует так, как будет угодно Танатосу.
Взгляды скрестились. Сколько продолжалась эта невербальная битва, определить было сложно, но в конце Молох почувствовал себя совершенно измотанным. Взгляд он отвёл первым.
Удовлетворённый, Танатос нажал на кнопку рабочего телефона, стоявшего на столе.
— Совещание завтра в пять, — сказал, когда секретарь поднял трубку. — Оповестите Совет.
Глава 16
Впервые Альма увидела его из окна общей спальни на втором этаже. Подошла полюбоваться на Ибельхеймские холмы, окутанные голубоватой дымкой тумана. В другом конце комнаты хищницы заняли две смежные кровати и увлечённо играли в «спрячься или убей». За спиной слышались голоса, иногда раздавался победный клич, но чаще — звонкий шлепок пощёчины.
Суть игры заключалась в том, чтобы надавать собеседнице как можно больше оплеух, отвлекая беседой, — развлечение популярное настолько, что коридоры приюта наводняли девочки с лицами красными от ударов.
Щёки Бриттани, тихо скулящей в углу, горели, словно лепестки мифической Ка: её в игру не включили — отхлестали просто, без повода. Сегодня её плач раздражал.
«Да подойди ты к ним, — хотелось закричать Альме, — и стукни в ответ как следует! Дерись, таскай за волосы. Получишь тумаков, зато в следующий раз они выберут другую жертву».
Временами Альма понимала хищниц, обозлённых жизнью в приюте и желающих выпустить пар. Порой понимала даже тех, кто избавлялся от напряжения, подставляя щёки. Она стояла у окна, всё крепче сжимая в кулаках край передника, и мечтала превратиться в туман над Ибельхейскими холмами. Или вон в ту птицу, что скользнула по небу и скрылась из видимости.
Своё жёсткое саржевое платье, натирающее запястья и шею, Альма ненавидела всей душой, но сильнее — постоянное чувство голода, утолить которое не могли ни миска пересоленной каши, ни постная, жиденькая похлёбка с крупами.
Железные койки, стоявшие рядами вдоль стен и скрипевшие при малейшем движении, были особенным видом пытки. Девочки быстро привыкали спать в одной позе, не шевелясь: стоило повернуться на другой бок — и сетчатое основание, на котором лежал матрас, гремело на всю комнату.
А холод, ползущий изо всех щелей? А одеяла, прохудившиеся от старости? Сиротки выпрашивали на кухне пустые бутылки, наполняли горячей водой из крана и брали с собой в кровати, чтобы согреться.
Альма вздохнула. За спиной одну из хищниц пощёчиной едва не скинули на пол, и остальные захохотали. Альма опустила взгляд и внизу под окном увидела его. На гравийной дорожке стоял мужчина. Бледная кожа, тёмные волосы, чёрный плащ. Когда Альма представляла себе демонов, обитающих в голубых горах, то в её воображении они выглядели так.
Уруб. Кто ещё мог обладать столь инфернальной и… притягательной внешностью?
Сердце заколотилось. Незнакомец смотрел прямо в её глаза, и в какой-то момент его собственные блеснули колдовским пламенем. Вздрогнув, девочка отпрянула от окна и прижалась к стене.
Это Уруб! Уруб! Демон!
Сколько она слышала баек о кровожадных чудовищах, раз в столетие спускающихся с туманных холмов и ищущих себе жён среди молодых девиц городка. Говорили, будто урубы питаются женскими душами. Превращают избранниц в пустые сосуды без памяти и разумных мыслей.
Старшие девочки любили, сидя вечерами в кругу товарок, смаковать пикантные подробности таких историй. О том, как демоны неутомимы в постели и годами не выпускают супруг из страстных объятий.
Вырваться из приюта мечтали все, но за пределами ненавистных стен ждал суровый, неприветливый мир, и удачное замужество выглядело спасением. Вот только покровители, что брали несчастных сироток под крыло, часто оказывались волками в овечьих шкурах.