— Не волнуйся, отработаю. Когда вас в последний раз беспокоили деньги?
Элеонор открыла было рот, чтобы ответить, но тут же сомкнула губы. Алекс хмыкнул, сел на кровати и немного примял одеяло, свесив ногу с края. Мать еще несколько секунд обводила его изучающим взглядом, а затем снова вспыхнула и, прежде чем вылететь из спальни, гаркнула:
— И приведи себя в порядок, Александр Куэрво!
Горничная неловко переминалась с ноги на ногу около окна, пока Алекс безразлично пялился на место, где еще недавно стояла его мать, пока не понял, что одеяло все-таки сползло на пол. Закатив глаза, он шикнул на девушку, жестом выгоняя из комнаты — через секунду ее уже не было поблизости. Потерев слипшиеся после трех часов сна глаза, Алекс сел на край кровати, едва не наступив на валяющийся под ней мобильный. Он нахмурился и быстро схватил телефон с пола, вертя в руках. Дёрнув ручку верхнего ящика на прикроватной тумбочке, он бросил розовый гаджет в него и резко захлопнул. Стоило попытаться снова заснуть, но как только его голова коснулась подушки, материнский крик вновь разрезал умиротворённую атмосферу особняка Куэрво, заставляя Александра возненавидеть все живое на этом свете.
Найти что-то в завалах одежды оказалось трудной задачей. И все же Александру удалось выхватить распаренные детали домашнего костюма, посчитав, что никто сейчас не будет осуждать его за красные штаны и неоново-жёлтую кофту — и кто только купил ему это?
Столовая встретила его тишиной, какой на удивление не было наверху. Отца не наблюдалось, мать, судя по топоту и тому, как тряслась люстра, подгоняла слуг на втором этаже, а единственной собеседницей Алекса оказалась Амелия. И при таком раскладе он предпочёл бы завтракать в одиночестве, нежели видеть недовольно-кислое выражение лица старшей сестры.
Прислуга тут же подоспела, протянув Александру заполненную почти до краёв чашку кофе и бутерброд.
— Что, опять возился полночи со своей рухлядью? — не отрываясь от книги, поинтересовалась Амелия.
От возмущения Александр едва не поперхнулся кофе. Назвать выкупленную недавно с аукциона на свалке машину рухлядью у него не поворачивался язык, потому что это был практически уникальный в своём роде экземпляр автомобилей тридцатых. Даже в сносном для возраста и условий хранения состоянии. Разве что Алекса раздражали выбитые на руле инициалы «НК», но даже это можно было пережить. Как и непонятный тайник под приборной панелью, в который мог с лёгкостью поместиться небольшой чемодан.
— А ты опять полночи изображала пай-девочку, чтобы родители не заблокировали твои карточки? — едко парировал Алекс, отставив в сторону чашку. — Или придумывала, чем еще шокировать родителей на этот раз, раз твоя девушка… она же была твоей девушкой, да?
— Заткнись, Алекс, пока я не… — процедила сквозь плотно сжатые зубы Амелия.
— Пока ты что? Пожалуешься на меня? Брось, Мэлли, мы все прекрасно знаем, что ты этого не сделаешь. А если ты думаешь, что я буду благодарен тебе за то, что ты сидела со мной в больнице — закатай губу и меньше мечтай. Я скорее буду ночевать на свалке, чем с тобой в одной комнате. Жаль, в больнице не было возможности избавиться от тебя, — уже тише оскалился Алекс. — Смотреть на твоё лицо было хуже, чем блевать в тазик и на халат этого докторишки.
— Доктор Белл хороший врач. Он тебя спас.
— А я просил меня спасать? — холодно бросил Алекс, залпом допивая свой кофе.
Конечно, просил. Он просил себя спасти каждую секунду нахождения в этом доме, даже когда выгребал все барные запасы отца. Он просил спасти себя, но окружающие всегда были глухи к нему. И слепы, как покупатели в черную пятницу. Куэрво не могут плакать. Куэрво не занимаются глупостями, как остальные люди, — они ведут серьёзный бизнес и обязаны поддерживать имидж семьи. Никаких проступков — все сразу окажется в новостях. Никаких слабостей — это могу использовать против тебя. Удивительно, но Алекс не видел еще ни одной новости про свою поездку в больницу. Наверно, это мать и подразумевала под крупной суммой.
Губы Алекса скривились в болезненной ухмылке — они готовы заплатить журналистам, лишь не было скандала, но наверняка порадовались, что он оказался в самой дешёвой больнице города. Родительская любовь — странная штука.
— Мистер Куэрво.
Пожилой дворецкий, сведя к переносице свои седые кустистые брови, навис над Алексом коршуном.
— Что такое?