Что-то щёлкнуло, и на деревянную поверхность перед Уильямом опустился плещущийся прозрачной ледяной жидкостью бокал на длинной изящной ножкой. Маленькие кристаллики соли по краю играли радугой в свете мечущихся по помещению прожекторов, а кусочек лайма зазывно приглашал опробовать себя.
— Я не заказы… — Уилл попытался отодвинуть от себя причудливого вида маргариту, но бармен с усилием удержал бокал на месте, мазнув кончиками пальцев по его руке.
— От того паренька. — Мужчина кивнул на другой конец стойки. — Просил передать, что у вас очень красивые волосы.
Еще раз словно случайно дотронувшись до пальцев Уилла, бармен отошёл. Смотреть на неожиданного спонсора алкоголизма не хотелось, и все же Уильям повернул голову, чтобы в следующую секунду вцепиться пальцами в тонкую ножку бокала. От другого конца стойки медленно отлипла тень — разглядеть лицо парня было практически невозможно в беспорядочно мечущихся цветах клуба. Незнакомец приближался неспешно, позволяя Уиллу насладиться каждой секундой ожидания. Когда же он остановился рядом, Уилл смог только медленно сглотнуть, облизать пересохшим языком губы и припасть к подаренной маргарите.
В помещении стало слишком жарко, когда парень сел за стойку рядом с ним, касаясь локтем.
— Что, плохой день? — его мягкий голос тонул в ледяном напитке и шуме клуба и разбегался по коже маленькими мурашками.
— Плохая жизнь, — хрипло ответил Уилл и отвернулся. — Прости, я не в настроении сейчас болтать. Так что предлагаю найти кого-нибудь, кто сможет удовлетворить твоё любопытство. Я не лучший собеседник.
Он снова мельком взглянул на подсевшего к нему юношу. Внутри все похолодело, стоило заметить кудри, оказавшиеся не каштановыми, а темно-рыжими. Уилл спешно зачесал пальцами растрепавшиеся волосы и, подорвавшись, бросился в сторону выхода, не обернувшись на расстроенный голос парня:
— Ну хоть номерок оставь!
Уилл не обратил внимания на удивлённо поднятые брови бармена, не махнул ему привычно в ответ рукой и не остановился, чтобы выпить напоследок еще одну стопку. Вместо этого он едва не утонул в наступившей на него толпе, услужливо направившей к выходу из клуба. Тяжёлая металлическая дверь поддалась не сразу: Уилл дёргал ее, нервно бился плечом и толкался, пока не понял, что нужно просто нажать на ручку и ночной холодный воздух сможет обжечь его кожу отрезвляющей пощёчиной.
Город гудел, перемигивался огнями окон и расплывался в полицейских сиренах. Он почти не поменялся за эти годы. Разве что рекламных баннеров стало больше, а магазины на ночь не превращались в черные пустые помещения — теперь над каждой дверью светилась неоновая вывеска, а некоторые заведения предпочитали исключительно ночной режим работы, предлагая больше, чем Уилл мог когда-либо себе представить. Но даже их ассортимент удовольствий не смог бы удавить вертящегося в груди червяка, который словно от яблока откусывал от Уильяма по маленькому кусочку каждый раз, когда в памяти вспыхивала копна грязно-рыжих волос и золотистые глаза.
Он уже давно не ходил этим маршрутом: не было времени, сил, желания или всего и сразу. Но скорее Уильяму просто было… стыдно? оказаться снова рядом с ними, смотреть в их глаза и проглатывать накопившиеся за годы слова обид и боли. И все же очнулся он только перед поросшими мхом каменными надгробиями. Девять молчаливых плит, за которыми спрятано слишком много секретов Уильяма Белла. Девять молчаливых плит, по стёртым надписям на которых едва ли можно было вспомнить лежащего глубоко в земле человека.
К счастью — к счастью ли? — самый крайний камень оказался слишком свежим, а буквы на нем еще не успели стереться. Мэри. Уилл глотнул подскочивший к горлу комок, когда его взгляд зацепился за короткую эпитафию, а затем скользнул ниже, остановившись на высеченных цифрах 2012. Воспоминания больничным писком аварийных сирен взорвались в голове — он хотел бы отвести взгляд, но смог только сжать зубы до скрежета и двинуться дальше. Мэри. Маленькая и подвижная Мэри, для которой он был последним, что она увидела, прежде чем изломанная линия на экране выровнялась, как морщины на ее постаревшей коже. Три следующих камня — Маргарет, Брайан и Алекс, — едва ли отличались друг от друга: пожелтевшие от дождей и наросших слоёв мха, оставлявших для постороннего глаза только даты последнего вздоха своих владельцев. Пятьдесят восемь, сорок четыре и тридцать девять. Это должен был быть он сам, Уилл, а не сгоревшая за месяц от болезни любимая сестра, погибший во Франции брат и случайная жертва перестрелки. И все же он не решался сделать следующий шаг, чтобы остановиться перед камнем, что насмехался над ним близким расположением к двум родительским — Уильям должен был уйти первым. Но вместо этого он только бесцельно слонялся по этой земле в поисках прощения.