Юлиана Южная
Влюблённый самурай
Воин должен умереть.
Восходящее солнце яркой вспышкой мелькнуло на поверхности танто1.
Харуто затуманенным взором смотрел вдаль, на сочные зелёные холмы. Там, за горизонтом, на невидимой отсюда, залитой солнцем площади, его горячо любимая Асами, станет навеки чужой. А он совершит обряд сэппуку2 и покинет этот мир.
Потому что путь самурая — это путь доблести и чести. Это короткий путь.
Харуто медлил. Мысли в голове то бежали со скоростью ветра, то тянулись пьяным хором. Два ёнина3 сидели чуть поодаль на скамье и бесстрастно смотрели перед собой.
Все разговоры остались в прошлом. Только час назад они вместе пили саке и весело обсуждали последние новости. Харуто смеялся громче всех, шутил о бренности жизни и силе человеческого духа. Кайсяканин4 пожимал ему руку и согласно кивал, смачно попивая чай из чашки. А многочисленные родственники и друзья непринужденно болтали о том о сём, прогуливаясь по саду. И только в глазах матери мелькали тени, и даже слой белил не мог скрыть её серого осунувшегося лица. Она держалась изо всех сил.
Потому что самурай, перед обрядом сэппуку, должен проявить смелость и хладнокровность, показав выдержку и спокойствие.
Потому что малейшее проявление слабости кинет бремя позора на всю его семью и тогда всему клану вовек не отмыться. И, значит, его харакири станет бессмысленным.
Самое страшное наказание для буси5 — быть опозоренным. По сравнению с позором, сэппуку — детская забава.
Недаром в последнее время все больше детей совершают обряд даже за небольшие проступки.
А Харуто сотворил неслыханное преступление. Украсть невесту даймё6 — это путь в один конец и он это знал.
Он справится. Их учили этому с детства. Снять кимоно, перехватить поудобнее танто, сделать надрез справа налево и вверх. Вот и всё.
Белый веер7 ему не светит, слишком уж зол на него даймё.
Но кайсяку его лучший друг, на Керо можно положиться. Он быстр и точен, лучший в школе боевых искусств. После Харуто, разумеется.
Больше медлить нельзя.
Харуто кивнул смотрителям и обменялся прощальным приветствием со всеми участниками.
Вокруг стало очень тихо. Слышно было только как плещется вода в фонтане, да как чирикают воробьи в кустах.
Ёнин произнес последнее напутствие. Харуто скинул с себя кимоно и сел в ритуальную позу.
Взял танто правой рукой. Кинжал показался ему очень тяжёлым и холодным.
Холодный, как нежные руки милой Асами.
Её прекрасный образ возник перед глазами самурая. Чёрные и блестящие, как сталь ножа, волосы. Задорная улыбка и румянец на бледном лице… Этот образ он заберет с собой.
Харуто улыбнулся и занёс руку над животом…
В пелене красного тумана он слышал бряцание катан и топот множества ног. Потом видел прекрасную Асами, с глазами, полными слёз.
Хоруто успел подумать, что это и есть предсмертные галлюцинации. Затем всё поглотила вспышка боли.
***
Сначала он услышал её звонкий, счастливый смех.
— Смотрите, смотрите, он просыпается!
— Не тормоши его, Асами, он очень слаб ещё. — А это голос матери.
Харуто с трудом разлепил глаза и в них ударил яркий луч солнца.
— Что со мной? — Хотел спросить, но услышал только хрип.
Асами, не в силах сдерживаться, смеялась сквозь рыдания:
— О, милый, милый Харуто! Ты жив! Ты поправишься и будешь здоров!
***
Понадобилось ещё три недели, чтобы Харуто пошёл на поправку. Он то впадал в горячку и Асами с понурой головой сидела у его кровати, то приходил в себя, и она счастливо смеялась, заботливо меняя повязки на его ранах.
Но вот пришёл день, когда буси смог сесть.
Он смотрел на Асами и не верил своим глазам.
Путь самурая короток и он прошёл его до конца.
Но что это? Он жив и видит перед собой ту, что наглым образом украл у своего даймё. Ту, что у него силой отобрал отряд самураев и ту, что должна была стать женой даймё в день его смерти.
Не в силах больше сдерживаться, Харуто прошептал:
— Асами, мой цветок! Почему я жив?
Девушка молча достала из рукава клинок и положила перед ним.
— Ты что же, хотела совершить обряд, сумасшедшая женщина?! — воскликнул Харуто и тут же согнулся пополам от боли.
Асами кивнула и тихо прошептала:
— Перед свадебным ритуалом я заперлась в башне и поклялась, что если он не помилует тебя, я совершу дзигай8. И даймё сжалился над нами. Мы теперь свободны, Харуто!
7
Белый веер — самурай мог во время обряда выкинуть белый веер, чтобы его немедленно обезглавили, избавляя от чрезмерной боли. Но такая привилегия была дана не всем.