— Да тут машина — редкий зверь. За всё время мимо нас проехало два полуразваленных пикапа. После такой точной и исчерпывающей информации ты всё ещё сомневаешься в моей внимательности?
— Ладно-ладно, увидимся вечером. Потеряешься — звони.
Кивнув, Лиа выбралась из машины, негромко хлопнув за собой дверью. И, дождавшись, пока родители отчалят в недоступную глазу даль, вздохнула с облегчением.
Они хорошие — но слишком другие.
***
Ступая по брусчатому тротуару мостовой, едва касаясь пальцами металлических перил, покрытых истрескавшейся и местами облупившейся краской, Лиа смотрела на рябую гладь воды. Неспокойная река тянулась к серо-розовому горизонту с прожилками куцых облаков: тонких и полупрозрачных, как сладкая паутинка на ободке аппарата, создающего сахарную вату. Предрассветные сумерки так глубоко её впечатлили, что она впервые с момента, как узнала о предстоящем переезде, ощутила приятное умиротворение и благодарность по отношению к родителям. На короткий миг у неё даже проскочила мысль, что столь кардинальная смена места жительства — не такая уж и плохая идея.
От спуска с мостовой в разные стороны тянулись длинные уютные улочки с невысокими кирпичными домами. Торопящиеся по своим делам люди проносились мимо, не замечая красоты витрин частных лавок, украшенных разросшимися побегами плюща, черепичными козырьками или деревянными вывесками. Они игнорировали и домашние кофейни, спрятавшиеся за клумбами с пышными, вечно цветущими кустарниками. И уж точно никому не было дела до выходящих на проезжую часть фигурных окон и маленьких открытых балконов с кованой оградой, которые разглядывала со смесью удивления и восхищения Лиа.
На ветвях деревьев около мощёной двухсторонней дороги висели ретро гирлянды и декоративные фонари. По вечерам широкие тротуары наверняка утопали в тёплом, обволакивающем свете, исходящем от этих лампочек размером с грецкий орех и зазывающих гостей красочных витрин.
Из-за скромной цифры населения у неё изначально сложилось превратное впечатление о приморском городке. Нафантазировала себе всеми забытую глушь без намёка на цивилизацию. А на деле Мирокс оказался куда интереснее любого урбанистического шедевра современности с однообразными коробками небоскрёбов в паутине из бессмертного асфальта и безликих тротуаров. Даже слишком прохладная для позднего летнего дня погода ей приходилась по вкусу. Чувствовалось атмосфера любимого времени года — осени.
Взгляд Лии, гуляющий по витринам магазинов, зацепился за две картины в позолоченных рамах, висевших в окружении стеллажей книг и художественных принадлежностей.
На одной из работ изобразили рыжеволосую девушку в короткой сорочке. Она спала и вместе с тем парила в воздухе, касаясь кончиками пальцев кистей и ступней мутной глади воды болота. Её словно подхватывали под поясницу невидимые руки, и она, изогнувшись в противоестественной для позвоночника форме, так и застыла во времени. Другая же работа являлась пародией на «Витрувианского человека», только вместо мужчины в круг и квадрат поместили фигуру обнажённой женщины. Женщины с лицом ребёнком и телом старухи.
— Нравится? — вкрадчиво поинтересовался приятный девичий голос рядом с ухом.
Лия вздрогнула и резко обернулась, встретившись взглядом с по-кошачьи прищуренными ярко-накрашенными карими глазами. Любой человек смутился бы столь пристальному вниманию, которым незнакомка её щедро одаривала, оттого с одеревеневшим от волнения, чуть заплетающимся языком Лия призналась:
— Более чем. Особенно картина со спящей девушкой, своей… несколько гнетущей атмосферой. Да и с технической точки зрения: столько мелких деталей прорисовать масляными красками — это впечатляет.
— Говоришь, как человек, немного понимающий в искусстве. Рисуешь?
— Только графику чуть-чуть, от живописи совсем далека, а точнее, руками не уродилась, — честно призналась она, мимолётно разглядывая собеседницу, в особенности кислотно-розовые волосы. Её всегда привлекали люди неформальной внешности и, как часто совпадало, — нестандартных взглядов. Вот только подойти, чтобы заговорить с ними первой, для неё было почти невыполнимой задачей. — Это твои работы?
— Можно и так сказать, — незнакомка загадочно улыбнулась и, протянув ладонь, приветливо произнесла: — Юна.
— Лиа, — взаимно представившись, Лия неуклюже пожала руку, ощутив, как её кисть мягко, но крепко сжали сильные пальцы. — По содержимому витрины сложно понять — это книжная лавка или художественный магазин?
Вместо ответа Юна немигающе смотрела на неё, точно пыталась заглянуть через глазницы в черепную коробку. Из-за затянувшегося молчания и непрерывных игр в гляделки постепенно стало казаться, что затронутая ею тема имела под собой какой-то личный, некорректный характер. Под таким взглядом и невинный вопрос о времени может показаться до ужаса вульгарным.
Наконец, спустя долгие нервирующие минуты, прозвучал задумчивый голос Юны, в один миг похоронив ту неловкость, что расцвела между ними пышным цветом:
— Я бы назвала это место раем для «не таких, как все». Вот только в рай (в исконном смысле этого слова) мало кто из «не таких, как все» на самом деле желал бы попасть.
— Довольно абстрактное определение, но мне, пожалуй, оно по душе.
— Пойдём, угощу тебя кофе, — на пухлых губах растянулась довольная улыбка, и она двинулась к двери лавки.
Увидев её в полный рост, в чёрном до пола аскетичном платье с длинными рукавами, Лиа нахмурилась, пытаясь понять, почему одежда выглядела до боли знакомой. Словно она её частенько замечала на ком-то, но этот кто-то ей всегда был абсолютно не интересен.
Огромные книжные стеллажи растянулись на два этажа. Их разделял удерживаемый металлическими опорами помост, огороженный едва доходящими до пояса перилами. Он шёл вдоль всей стены и заканчивался расположенными по обе стороны от входа лестницами. По центру же на первом этаже стояли квадратные раздвижные столики в окружении мягких на вид стульев и высокая барная стойка, за которой трудилась занятая приготовлением кофе Юна.
— Довольно уютное место, — оглядываясь по сторонам, произнесла Лиа. — Я бы осталась здесь жить.
Приглушённый желтоватый свет, исходящий от многочисленных подвесных лампочек и торшеров возле скамеек, стоящих напротив стеллажей, как на первом, так и втором этаже, создавали особую атмосферу в лавке.
— Как видишь, это в первую очередь книжная лавка, но с небольшим кафе и ограниченным ассортиментом художественных принадлежностей, — Юна мотнула головой в сторону угла со стеклянной витриной и отдельно стоящим двухстворчатым шкафом. — Там самый минимум: кое-какие краски, карандаши, мелки и кисти. Бумага, к слову, вся отстойная, но я скоро возьмусь за это дело, как только прибыль позволит.
Какое-то время Лиа блуждала возле стеллажей, разглядывая пестрящие разноцветными корешками букинистические книги: одни изрядно потрёпанные, с помятыми или даже ободранными уголками, другие практически новые. И встречались даже ни разу не открываемые, с приятным для уха хрустящим звуком, стоило ей попробовать одну из таких полистать.
— Ваш кофе, — шутливо-формальным тоном оповестила Юна, опуская высокий стеклянный бокал на специальную деревянную подставку. — Я надеюсь, латте тебе по вкусу?
— Капучино, мокачино, латте, глясе — да я практически всеядна в кофейном разнообразии, — она подошла к столику и, стараясь не шуметь, аккуратно отодвинула стул. Сидение оказалось и правда мягким, а свежесваренный кофе настолько ароматным, что мгновенно её одурманил.
— Ты откуда переехала?
— У меня на лице написано: «нездешняя»?
— Не совсем, — коротко усмехнулась Юна. — Я живу в доме напротив, поэтому видела, как вы въезжали.
— Так мы соседи… Ты дочь Хьюго Бьёрка?
— Да, как-то так уж получилось, — отстранённо кивнула она и перевела взгляд куда-то наверх, к стеллажам на втором этаже.