Еще часы послушала. Идут.
Или правда встать?
Страшно.
И не то страшно, что получиться может. Этого не боюсь. Страшно — а ну-ка не осилю себя.
В Ташкенте было.
Зима. Нездоровилось мне. Хоть там холодов особых и не бывает, однако при слабом питании военного времени мы ох как мерзли.
Зашла к соседям через дом, у них печечка хорошая была — пять щепок положишь, аж гудит, да так жаром и пышет.
Добрые люди были. Пустили к огоньку. Кипяточку дали. Урюка горстку. Даже неудобно.
Побыла у них с час времени, разомлела вся. Однако домой все равно идти надо. А они и говорят:
— Возьми, Дуся, щепочек. Перед сном у себя потопишь.
Я отказывалась. Щепочки в ту пору дорогие были. Но все равно навязали мне охапочку и прямо-таки в руки всунули.
И вот до дома своего я доплелась, в парадное взошла, а по лестнице подняться сил нет.
Как падала, не помню. Сколько пролежала, тоже не-знаю. Очнулась, а дровишек-то моих нет. Украл кто-то. И такая меня обида взяла, такой страх накатил, не сказать…
Встану?
Ну, вот так — на руки надо сначала опереться… Так… Ничего…
Сердце бьется, и дышать можно…
Посиди, не торопись, Так…
Теперь давай ноги опускать… Одну… Другую…
Видишь — села.
Посиди, посиди, отдышись…
Часы послушай.
Идут. Вон как славно стучат, звонко…
А время-то сколько? Четверть шестого.
Теперь вставай да крепче за спинку кровати держись. Держись, держись…
Вот и встала. Стоишь.
Так. Теперь за стул взяться. Держишься? Ну-ну, шагни. Хорошо.
Шагнула — и ничего.
Еще давай… Еще…
Ветерок-то какой хороший. Ласковый.
Еще давай. Так.
Постой, не торопись.
Голова кружится — ничего. Давно не ходила, отвыкла.
Постой чуток. Пройдет голова.
Так. Шагай. Еще… еще…
Ну, вот и окошко…
А дворик славный. Зеленый весь.
Ребятишки играют.
И ветерок.
Не жарко.
А чего это Ленька тут делает?
Увидит.
Отойду… Назад… лучше…
Леня… Ленюшка… Лень…
ПРОЦЕНТЫ НА КАПИТАЛ
Случилось это как-то сразу: на пятьдесят первом году жизни я начал вдруг замечать, что память моя, безотказно работавшая до той поры, дает странные, совершенно незапрограммированные всплески. Ни с того ни с сего, словно кадры давно позабытого фильма, всплывают лица людей, окружавших меня в самом раннем детстве; высвечиваются эпизоды давно прошедшей юности; или я вижу вдруг детали, казалось, навсегда исчезнувшей обстановки; припоминаю случайные встречи или даже обрывки мимолетных разговоров.
Не могу назвать эти ощущения болезненными или неприятными, скорее они были необычными. И необычность встревожила. В какой-то момент я даже подумал: а не посоветоваться ли с врачом? Но тут же отказался от своего намерения: жаловаться-то было не на что, я ведь ничего не забывал и не путал, только вспоминал.
Поделился с женой. Жена моя — женщина рассудительная, все говорят — умная, весьма практичная и решительная, терпеливо выслушала мои не очень вразумительные признания, поглядела полусочувственным, полупренебрежительным взором всегда невозмутимых серых глаз и сказала с полной определенностью:
— Куришь много, недосыпаешь, перерабатываешь. Чего ж удивляться? Нервы… — и сразу перешла к делам, так сказать, текущим: ее беспокоили институтские подруги дочери. Какой-то странный образ жизни они ведут — порхают, мечутся… все осмеивают… ничего у них нет святого…
Клава говорила ровным голосом, и слова ее ложились плотно, весомо, словно кирпичи в добротную кладку. Признаюсь, я не слишком усердно слушал мою рассудительную супругу, но, как всегда, согласился с ней и пообещал при первом удобном случае обратить внимание на "этот вопрос"…
А сам подумал: "Как странно, если приходится объяснять что-то не совсем обычное, мы непременно ссылаемся на нервы или аллергию… Просто шаманство какое-то… А что такое нервы? Проводники слабых электрических импульсов". И стоило мысленно произнести "импульсы", как я тут же вспомнил о сыне.
Алешка — электронщик, специалист по вычислительной технике. Решил поговорить с ним. Вообще-то мы не так. часто и толкуем. Он из молчунов, может часами ковыряться в своих схемах, а я не настолько разбираюсь в электронике, чтобы быть для него интересным собеседником. Нет, у нас вовсе не плохие отношения, я бы сказал, отношения у нас сдержанные. Кто виноват? Да никто. Так уж сложилась жизнь…
Алешка выслушал меня с полным вниманием и сказал: