— По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем!..
Сначала я ничего не мог понять. Но когда из радиорубки вышла буфетчица Нюра и протянула мне тарелку со здоровенной лепешкой из бисквита, обмазанной сгущенным молоком, разукрашенной разводами из варенья, и объявила:
— Торт тропикаль — имениннику, — тогда я наконец сообразил: 5 августа сегодня, действительно это день моего рождения! И тут же подумал: "Но они-то откуда узнали?"
Однако долго гадать не пришлось: следом за Нюрой из рубки вышел радист, в руках он держал бланки радиотелеграмм и потребовал, чтобы я сплясал.
Глупо или нет — плясать, а уж такая традиция! Пока не спляшешь, не отдаст.
С дурацкой улыбкой под бредовый аккомпанемент всей банды откалываю какие-то коленца, благодарю за внимание и получаю радиоприветы с Большой земли.
ПОЗДРАВЛЯЕМ ДНЕМ РОЖДЕНИЯ СЧАСТЛИВОГО ПЛАВАНИЯ ГОТОВЬСЯ ОБЯЗАННОСТЯМ ДЯДИ ЦЕЛУЕМ МАМА ТИНА ПАВЕЛ.
Ясно.
ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ УДАЧИ НАПОМИНАЮ СЛОВА СТЕНДАЛЯ УМНЫЕ ЖЕНЩИНЫ НЕ СКЛОННЫ ДОЛГО ЛЮБИТЬ ЗАУРЯДНЫХ МУЖЧИН ТЧК ОТ ОДИНОКОЙ ЖИЗНИ ВСЕ СЕРДЦЕ В ЗАНОЗАХ ЗОЯ.
Тоже ясно.
Значит, у меня сегодня день рождения. Праздник. Прекрасно и удивительно. Могу есть бисквит со сгущенным молоком и узорами из варенья, могу радоваться и подводить итоги.
Но бисквита мне что-то не хочется, а радоваться особенно нечему. Что же остается? Подводить итоги…
— Сколько вам исполнилось, сэр?
— Двадцать восемь.
— Это прекрасно!
— Чего ж прекрасного? Пушкин в двадцать восемь "Во глубине сибирских руд" написал… "Поэта" написал — "Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…" И "Няне" тоже…
А что еще?
Роюсь в нашей безумной библиотеке, нахожу томик, открываю на 1827 годе, и первое, что попадает на глаза:
Талисман — такое дело… как бы сказать — на любителя. А все остальное — очень даже в жилу…
Какие итоги? К черту нытье! Надо чокнуться пайковым сухим вином с ребятами машинной команды и придумать, как поспособнее им кольца в движке сменить, а то я смотрел, как они мучились, — невозможное дело, каменный век.
С ребятами из машины я действительно чокнулся — безо всякого, понятно, свинства: "Цинандали" нам по тропической норме полагается. Полбутылки на день, чтобы пили с водой.
А еще меня удостоил личной аудиенцией капитан.
Мастер позвал к себе в каюту, поздравил, пожал руку и даже подарил шариковую ручку "паркер".
Вообще против обыкновения он был на этот раз благостно-задумчив и миролюбив. Хотя без философствования все-таки не обошлось:
— Чем барахла больше, тем извилин меньше. Значит, барахло извилины сглаживает.
И еще:
— Если бывает пастеризованное молоко, то почему не сказать — хрустализированное мещанство? Звучит. Когда в Одессу прибудем, сходи к стармеху в гости. Такое увидишь, месяц в глазах зайчики прыгать будут.
Поздно уже. Лежу и думаю, что же происходит со мной в океане? Что-то определенно происходит, только я не умею выразить.
На кожаном пальто дольше всего не снашиваются пуговицы.
Кто это сказал: талант, как деньги, или — есть, или — нет?
Новые задачи нельзя решать старыми методами… Качает. И не от вина, значит — море… нет, не море — океан.
С тем и уснул, ничего толком не додумал, не сумел выразить. А когда продрал глаза, было утро. Первое, что увидел — давешнюю радиограмму, розовенький бланк. И из всех слов, написанных размашистым почерком нашего радиста, осмыслил почему-то только одно в подписи — мама.
Свинья твой сын, мама. И кругом виноват.
Всю жизнь ты старалась для нас — для отца, для Тинки, для меня. А я злился. И все казалось, что ты воли мне не даешь, что трясешься, как наседка…
Если, конечно, совсем честно говорить, тряслась ты надо мной излишне: как бы я не убился, как бы не заболел, как бы в плохую компанию не угодил…
Но ежели бы одно это, давно позабылись наши "разногласия". Все матери наседки, одна чуть больше, другая чуть меньше.
Позабыть я не могу другое: почему тебе казалось, что я постоянно вру, скрываю от тебя что-то? Для чего ты стороной наводила справки, так сказать, пыталась вести секретное наблюдение, и портфель мой время от времени ревизовала, и карманы выворачивала?
Вот это обидно…
Конечно, тебе многое простить надо: вся жизнь — в напряжении, день и ночь ждала — вернется отец или не вернется. И тут надо отдать тебе должное: ждать ты умела и чувства свои скрывать тоже. Только и заметно бывало — суетишься, когда отец приходит с работы и ты кормишь его, будто обед или там ужин — первое дело в жизни.