Седьмой казнью случилась в королевстве сильнейшая засуха, которая буквально моментально иссушила последствия великого потопа, но сушить земное и воздушное пространство не перестала. Из-за этой засухи приключились лесные пожары, и не только они; горело всё: деревья, кустарники, трава, грибы, мхи и лишайники. А люди, бедные, несчастные люди, сидели глубоко под землёй и с замиранием сердца слушали, как торжествует очередной катаклизм, очередная катастрофа…
Восьмой казнью закономерно явился неурожай как следствие засухи. Этот неурожай повлёк за собой ещё и голод, потому что теперь угасла всякая искра надежды на то, что взойдёт хоть один посаженный когда-то с такой любовью росток – что не добила засуха, пожрала ненасытная саранча. В этой ужасающей блокаде люди были вынуждены поедать крыс, червей и тараканов, дабы не протянуть ноги. Хайди слегла, но тайком отдавала Эрике завалявшиеся в кармане зёрнышки, и та ела проросшую пшеницу. Пропавший сыр стал деликатесом. Люди питались сырым картофелем, не очищенной морковью, немытыми яблоками. У них болели животы; начали выпадать зубы и волосы, потому что в лежавших длительное время фруктах и овощах испарились даже намёки витаминов и минералов. Но другого выбора у людей не было. А мор продолжал ходить по королевству, безжалостно кося наиболее слабых…
Девятой казнью стало землетрясение, ибо воистину землю начало трясти, как тряпичную куклу; она ходила ходуном, стенка на стенку. Земля покрылась трещинами, и стала похожа на кисть руки, покрытую многочисленными венами, артериями и капиллярами; только трещины эти были пусты и безводны, и падало в них всё то, что не могло удержаться на ногах от сотрясения земной коры, ибо хитромудрый Магнус выворачивал континентальную плиту, как мог, играя ей; дробил по кусочкам. И падали в пропасти и ущелья люди и животные вместе с домами своими и берлогами, и долго не было у этой беды финиша. Ландшафт изменился до неузнаваемости: где стояла гора, раскинулось озеро; и где было озеро, восстала гора. Всё перевернулось вверх дном, вверх тормашками; всё стало наоборот. Но и это ещё не был конец, потому что нет предела у зависти и мести.
Десятой казнью, очередной напастью стало извержение вулканов. И вот: выросла, как на дрожжах, большущая бурая гора, и стала томиться, глухо гремя. Сначала над роковой горой появился небольшой беловатый султанчик из пара и газа, а потом повалил густой чёрный дым, преисполненный жуткой копоти. Напряжение всё нарастало, пока не взорвалась вершина, не выдержав давления изнутри. Главный, самый верхний клапан отбросило на многие мили прочь от вулкана, но этого явно было недостаточно: гора стала, как сито, из дыр которой потекли по склонам вниз огненные реки, сжигая всё на своём пути, живое и неживое, не щадя никого и ничего. Раскалённая магма, получив выход на поверхность, обратилась лавой и теперь пожирает всё вокруг себя. В страхе люди, вышедшие было из своих пещер, вновь юркнули обратно. Дойдя до водоёмов, жидкая металлическая смесь огромной температуры начала страшно шипеть, остывая и превращаясь в бесформенную груду непонятно чего. Запах серы стоял в воздухе; не успевшие спастись люди сгорели в огненной реке; другие, которых провидение уберегло от лавы, отравились ядовитыми парами, исходящими от вулканов, ведь таких горе-гор была не одна и не две. Все они проснулись, словно по мановению чьей-то крайне жестокой, бескомпромиссной в своей злобе руки…
Одиннадцатой казнью стала вечная ночь, ибо возжелал колдун вот так: «Да наступят тьма и мрак!». Как он и обещал, небо упало на землю; вечный сумрак навис над королевством. Потухли звёзды, исчезла Луна, хоть выколи глаза. Вдобавок пепел после извержений вулканов висел в воздухе так же, как когда-то пыль в течение и после камнепада. Вышедшие из своих пещер люди, и без того убитые горем, узрели лишь черноту, словно все разом ослепли. Но спохватились, намотали на палки тряпицы, пропитанные горючей смесью, и жгли, освещая себе путь. Так они привыкли делать в пещерах, и сии навыки им пригодились. Когда же нечем стало поджигать, особо бравые смельчаки поднимались к огнедышащим горам, которые ещё не успокоились до конца, и брали огонь прямо из жерла, окуная туда свои самодельные светильники. И вот, люди не сломлены; они снова в строю. Они научились жить даже в кромешной тьме, иногда прерываемой светом фонарей и костров.