— Я сейчас расплачиваюсь и ухожу, — крикнул Костуш, сдвинув обратно занавески.
Он нашёл официанта, и, углядев за одним из столиков Волита, указал принести туда счёт.
Волит сидел вместе с давешним поэтом в бордовом сюртуке, обсуждая прозвучавшие со сцены стихи.
Повернувшись к усевшемуся рядом Костушу спросил: «Выгнали?».
Костуш в ответ неопределённо пожал плечами.
Волит кинул взгляд в сторону закрытой занавесками кабинки.
— Надо обязательно выбрать момент и изъять бутылку бренди, — озабоченно высказался он.
Дальше, отхлебнул из стоящего перед ним бокала, продолжил вещать молодому поэту и прервал свои назидания, только когда к столу со счётом в руках подошёл служащий заведения.
Костуш расплатился, добавив несколько серебрушек «на чай» и положил счёт перед Волитом, тот не глядя сунул его в карман.
Когда, попрощавшись, Костуш уходил от столика, до него донеслась фраза Волита:
— Друг мой, не бойся писать изыскано, не бойся писать загадочно и непонятно — оставь каждому возможность додумать и вложить глубокий смысл в твои сентенции.
— Ишь чему парня учит, а сам по-простому: детскую сказку у меня передрал без всяких изысков и сентенции и деньги дыбает, — подумал Костуш.
Он вернулся к их кабинке, по-прежнему закрытой шторами, и попросил мастера Ярича выдать плащ и шляпу.
Рука мастера Ярича протиснула меж шторок его одежду.
Костуш надел очки, шляпу и, перекинув плащ через руку, направился на выход.
Покидал заведение, как и заходили — через зал на первом этаже.
Сейчас там возникла какая-то суета: многие поднимались со своих мест и спешили на улицу, создав даже небольшой затор у двери.
Подождав, пока толпа рассосётся, Костя спокойно вышел и увидел причину оживления. Перед входом в заведение располагалась огороженная решётчатым забором утоптанная площадка. Сейчас, в её центре, спиной к нему, стоял высокий, крупный человек в кожаном доспехе. Он явно готовился к схватке: время от времени сжимал кисти рук и крутил головой, разминая шею.
Напротив него выстроились аж трое мужчин, похоже наёмников, также в кожаных доспехах.
Несмотря на троекратное преимущество, было заметно, что троица чувствует себя не очень уверенно.
Служка от заведения, обходил площадку по кругу, поджигая укреплённые на ограде факелы, тем самым создавая не только большие удобства для зрителей, но и определённый антураж
Какой-то человек, подошёл к приготовившимся к схватке бойцам и предложил всем снять доспехи.
Троица посовещавшись отказалась, после чего их противник только равнодушно пожал плечами. Так они и остались в доспехах, но ножны, как заметил Костуш, у всех были пустые: значит схватка без оружия.
Горящие факелы подсказали Костушу, что можно снять очки: в тёмное время суток, по улицам города целители имели право передвигаться без очков.
Накинув плащ, и сунув очки в карман, Костуш направился к проходу в ограде.
Безусловно, интересно посмотреть зрелище один против трёх, только вот бой задерживался, потому как подходили всё новые и новые зрители и делали ставки.
Костушу же натерпелось как можно быстрее оказаться в своём теперь уже и официально закреплённым за ним жилищем, провести впервые ночь на правах хозяина.
Ему было приятно и радостно осознавать, что в этом мире появилось место, которое он с полным основанием может называть своим домом.
Проходя мимо, Костуш машинально взглянул на лицо бойца, вышедшего сразу против троих.
Узнал сразу, да и как ему было не узнать лицо этого человека — охранника Тюрука. В добавок, он ещё хорошо помнил и лицо его хозяина — барона Береса.
Да и как Костуш мог их забыть: много раз в своих мечтах представлял эти лица искажёнными от боли, от боли, которую он им доставит.
Когда-то Костуш стоял на коленях перед этим Тюруком, пытаясь получить прощение за нечаянно брошенный взгляд без очков на дочь барона Береса — Лидосу.
Его тогда, можно сказать, пожалели — не убили, но Тюрук настолько жестоко его избил, что, если бы не способности Древоходца, то Костуш так и остался бы калекой на всю жизнь.
Сейчас, узнав Тюрука, он по инерции сделал ещё несколько шагов и остановился рядом с проходом в ограде. Теперь Костуш уже не спешил, ему хотелось посмотреть, каков его враг в деле.
Тюрук переминался с ноги на ногу, в ожидании начала боя, и вдруг его немного повело в сторону.
— Да он же пьян! — удивился Костуш. — Или изображает пьяного, — пришло следом подозрение.
Наконец, распорядитель, ранее предлагавший им драться без доспехов, крикнул: «Начали!».