— Стой! Руки вверх! — не выдержал я.
И не успели мы опомниться, как несколько выстрелов прогремели над нашими головами. Напуганный выстрелами, пронесся, как черный призрак, жеребец, наполнив ночь перестуком колес. И вдруг все стихло…
— Вот тебе и поймали! — растерянно сказал Минка, закидывая двустволку за спину.
Янка опустил свою нелепую пику штыком вниз. Я и сам был не в лучшем настроении. Мы пошли хоть поглядеть на те следы, что оставили своей повозкой Маковские, и вдруг нашли узел, который, видно, свалился, когда напуганные контрабандисты удирали. Это нас подбодрило. Мы развязали находку и обнаружили с десяток хромовых шкурок и штуку синего шевиота метров в тридцать.
— Что ж мы теперь скажем Костину? — спросил я у ребят, держа найденный узел.
— А может, ничего и говорить не стоит, пока Маковских не поймаем, — вслух подумал Минка.
— А куда это девать?
— А из этого, — весело посоветовал Янка, — давайте галифе и сапоги сошьем. Вот будут дивиться на вечеринках девчата.
— Такие, как у контрабандистов? — сказал я.
— А что ж такого? — не отступал Янка.
— Нет, так не пойдет, — решительно заявил я. — Лучше отнесем товарищу Костину и расскажем все, как было.
Удрученные неудачей, мы возвращались домой, стараясь придерживаться следа, который оставили Маковские. Говорили мало. У каждого были свои соображения. А мне думалось: вдруг Маковские из-за какой-нибудь поломки не могли далеко уехать, остановились и мы их поймаем. Но напрасно. Потому что даже слабый след, который остался кое-где на размокшей земле, постепенно исчез, засыпанный на ветру поздним ольховым листом.
Однако вскоре мы от неожиданности даже рты разинули. Вслед за топотом, что долетел от нашего села, показались три конника. В первом из них мы узнали товарища Костина. Он, не слезая с коня, грозно спросил:
— Где вы были?!.
— Ловили Маковских, товарищ Костин, — пытался оправдаться я.
— Так где же они?
— Да удрали, — заговорили мы все трое сразу.
— А я о чем тебя просил, Федя?
— Мы думали, что пока еще сообщишь, так мы их тепленьких…
— «Тепленьких, тепленьких»… Перебрали вы, хлопцы, меру. Я же вас просил известить, а вы — самоуправство… Что ж мне с вами делать?
И он задумался.
— Да мы наш грех поправим, непременно поймаем и приведем к вам, — уже решительно пообещал Минка.
— Нет, вы делайте то, что вас просят. Проследите — да на коня и ко мне, а мы уж сами…
— А где они могут быть сейчас? Ну, не так много времени прошло, как мы их напугали… Может, еще нагоним, — неуверенно сказал я.
— «Нагоним, нагоним», — передразнил меня Костин. — Они все уже дома сидят. Мы только что были в Гайке. Дверь отворил один, даже в исподнем, а остальные не поднялись с постелей.
— Смехота, да и только, — попытался пошутить я.
— Вот тебе и смехота, — говорил, развязывая узел, Костин. — Завтра же приходите кто-нибудь из вас на заставу, подпишем акт, договоримся, как дальше действовать…
Забрав узел, Костин с пограничниками ускакали.
Только к рассвету вернулись мы в село, расстроенные неудачей и пристыженные Костиным. Но молодой задор взял свое. После очередного собрания комсомольской ячейки, оставшись втроем, мы твердо решили с Маковскими рассчитаться. Тем более что на последней вечеринке они, пьяные, так распоясались, что начали угрожать и нам, комсомольцам. Видно, догадались, что ночная засада была делом наших рук.
— Комсомольцы — голью-гольцы, рваные штаны… Голью-гольцы, комсомольцы, рваные штаны… Вот кто наши комсомольцы, — насмехался пьяный Антось. — Черт их гоняет темными тропками… Найдется и на них кляп!.. Гага-га! — И он, выхватив из кармана пиджака полную бутылку «Злотэго клюву», выхлестал ее до дна.
Мы ушли с той вечеринки, мало ли еще что мог выкинуть пьяный контрабандист. Но такого издевательства решили ни за что не прощать.
И вот после собрания, оставшись втроем, обсудили хорошенько, как нам добиться, чтоб выполнить задание товарища Костина. С тех пор по очереди каждую ночь, какой бы она ни была — ясной или дождливой, теплой или студеной, — один из нас следил за Гайком. На хуторе, как нарочно, ни какого движения.