Этого не случилось. Ушел он от них навсегда. Но не ушел и не уйдет никогда из дружеских сердец многих миллионов его читателей и почитателей. Я вглядываюсь в его новую книгу, вышедшую в «Библиотеке всемирной литературы», и ставлю ее на полку в ряд с многими самыми выдающимися именами мировой литературы. Чувствую, что это навечно.
НАШ ДОБРЫЙ ДРУГ
Впервые я узнал Александра Прокофьева, прочитав его только что вышедшую книгу стихов «Улица Красных зорь».
Помню, мы, молодые белорусские поэты, собрались на улице Розы Люксембург в Минске то ли у Петра Глебки, то ли у Максима Лужанина. Кажется, был еще Володя Хадыка. Мы живо интересовались всеми новинками и русских и украинских поэтов. Да это и понятно: мы жадно искали себя. Кто-то из моих друзей в этот день предложил:
— А давайте, хлопцы, познакомимся с новым ленинградским поэтом!.. — И стал подряд читать стихи.
Мы не могли оторваться. Читали, сменяя друг друга, перечитывая те, что нас больше взволновали, иногда споря, как надо понимать Прокофьева.
Так знакомишься только с поэтом глубоко талантливым, который сразу овладевает тобой. И верно: Александр Прокофьев захватил всех нас. Мы любили в то время многих русских поэтов, в том числе и ленинградских, а вот прочитали Прокофьева и сразу поставили его в ряд самых лучших, самых первых. Взволновал его особый, вспоенный народной песней голос и какая-то исключительно яркая манера письма. Чувствовалась его кровная связь с самыми насущными делами еще молодой тогда Советской страны, слышался в стихах и аромат Севера, аромат Ладоги, который долетел и до наших сердец в Беларусь.
Мы чуть не всю ночь обсуждали стихи поэта, так полюбившего нам. А потом внимательно следили за новыми произведениями Александра Прокофьева, которые печатались в газетах и журналах.
Скоро удалось мне побывать в Ленинграде. Я очень хотел познакомиться с Александром Прокофьевым. Отправился было к нему, да не дошел. Значительно выше меня казался он мне в то время. И когда позднее я крепко подружился с поэтом и рассказал ему, как я робел, Саша, улыбаясь, попрекнул меня:
— Ну и чудак же ты, Петя!.. Да… да… да… — как обычно, скороговоркой добавил он, — сколько мы с тобой зря времени потеряли!
И конечно, зря — особенно я. Потому что в Александре Прокофьеве я увидел поэта, который необыкновенно просто, своим метким крестьянским говорком выражал самое заветное, большое, что волнует человеческие души.
Постеснялся я разыскать поэта и на Первом съезде писателей в 1934 году, и на последующих пленумах Союза писателей. Да и сам Прокофьев в то время, казалось нам, больше тяготел к украинской поэзии. И эта приверженность осталась у него на всю жизнь.
Однако же и мы, белорусы, вскоре почувствовали в нем большого и искреннего друга. А познакомились мы с ним и близко сдружились в Риге, в июне 1941 года, на Первом съезде писателей Латвии. И способствовало этому богатое любовью сердце нашего незабвенного Янки Купалы. Однажды в перерыве, во время обеда, Купала, сидевший вместе с Прокофьевым, пригласил подсесть Михася Лынькова и меня. Вот уж впрямь подсели мы к Саше — и навеки. Мы несколько раз встречались с ним в те памятные дни, разумеется, говорили о поэзии, восхищались его стихами. Читал Янка Купала, да и мне пришлось в свою очередь. И увидели мы в Прокофьеве не только чудесного поэта, но и простого, душевного товарища. Он показался нам близким, родным, как будто мы жили с ним вместе еще в детстве, в юности, будто мы из одной деревни.
Но по-настоящему подружиться довелось нам немного позднее. Разразилась Великая Отечественная. Александр Прокофьев был в героическом Ленинграде, преданным сыном которого остался до конца своих дней. Да и нас выгнала из родных гнезд война и раскидала кого по фронтам, кого по краям отдаленным, где приютили оставшихся без крова наши добрые братья.
Но и в суровые годы войны слушали голоса друг друга, а иной раз перекидывались весточками. Александр Прокофьев стоял в воинском поэтическом строю, и его пламенное слово было всегда на передовой.
Помню, как мы обрадовались, когда в тяжкие дни на Брянском фронте услышали по радио его взволнованный голос из Ленинграда. Он прозвучал вслед за голосом дорогого всем нам Николая Тихонова, и сердца наши исполнились веры, что город революции выстоит, что слова и дела таких мужественных людей, как Тихонов и Прокофьев, порукой тому.
В Москве, куда мы приезжали с фронта и где потом остались, работая при Центральном штабе партизанского движения, мы от Александра Александровича Фадеева, который побывал в осажденном Ленинграде, много услышали о бессмертном подвиге ленинградцев, в том числе и об Александре Прокофьеве.