В первые же дни после прорыва блокады мы встретились с ним в Москве. Был он в военной форме и заметно похудел, но духом, как всегда, бодр и молод.
— Да… да… да… — как обычно говорил он, барабаня короткими пальцами по столу. — Никогда, никогда не покорить, Петя, города Ленина: он выстоял и выстоит…
Но низко склонялась начинающая уже седеть голова Александра Андреевича. Он рассказывал о героях-ленинградцах, павших в тяжелой борьбе.
Прокофьев в годы войны приезжал в Москву редко и ненадолго. Справившись с делами, скорее стремился вернуться в город, где все еще была передовая.
Во время войны, встречаясь, мы делились своими творческими замыслами. Меня радовало, что поэтическое слово Прокофьева было сразу взято на вооружение. Оно, сохраняя свой боевой дух, не теряло высокого художественного мастерства. С большим волнением я прочитал его прекрасную поэму «Россия», написанную в те дни и так любовно изданную.
Разумеется, Прокофьев интересовался — а что у нас, на Беларуси? И когда мы ему рассказывали о боевых делах более чем трехсоттысячной армии вооруженного народа, об особенно ярких проявлениях героизма народных мстителей, глаза его так и светились радостью.
— Да… да… да… Петя!.. Говоришь про Орловского… Про бывшего Муху? Так это же истинный герой, Петя! Панская Польша… Испания… Чека… А знаешь, ведь и я работал в Чека… Еще при Дзержинском… — Он явно гордился своим прошлым.
Прокофьев был не из тех, кто кичится собственными заслугами. Он вспоминал о своих былых славных делах только в крайних случаях.
Он был очень душевный человек. Он любил людей. А если не любил кого-нибудь, так уж не любил. Помню, когда заговорили о трагической гибели Купалы, глаза его блестели от слез.
— Да… да… Да… Ведь это же — великий белорусский кобзарь, Петя! Понимаете ли это вы, черти?.. — по-дружески обращался он к нам. — Мне так хотелось после войны поговорить с ним… Я поверил в красоту его души, в красоту вашего края… А это сделали стихи Купалы и Колеса. Да… да… да… Не обижайся, Петя, — и твои, и твоих товарищей, конечно. Как только будет возможно, я непременно приеду к вам. А вы — в Ленинград. Ладно?!
И в первые же месяцы после освобождения Александр Прокофьев вместе со своими друзьями был уже у нас. И знакомство с Белоруссией, после короткой остановки в Минске, он захотел начать с Бреста.
И вот мы с ним, с Машей Комиссаровой, Николаем Брауном и Анатолием Чепуровым уже на том клочке земли, где началась для нашей родины самая кровавая в истории война. Мы ходили вдоль Мухавца, в попытках доползти до которого умирали от жажды наши израненные бойцы; прошли вдоль стен крепости, где буквально не было живого места от пуль и от снарядов, посетили форты, в подземельях которых мы видели волнующие надписи, начертанные кровью: «Умираю, но не сдаюсь…»
Мы ходили по земле, обильно политой кровью и обгоревшей от пороха, и, подымая еще сохранившиеся от первых дней войны патронные гильзы, думали о людях, которые посылали пули в фашистского зверя, гордились ими. Мы гордились теми, кто принял смерть на границе священной советской земли во имя Родины и всего человечества.
Довелось нам выступать у пограничников Бреста и у железнодорожников, перед студентами, что впервые после войны пришли в аудитории. И везде с восторгом принимали прекрасные стихи Александра Прокофьева.
Был он истинным интернационалистом. Много переводил стихов братских народов, особенно с украинского и белорусского. И на этих вечерах с большим успехом читал свои переводы.
Александр Прокофьев был человеком слова. У него оно никогда не расходилось с делом. Вот и в тот раз в Бресте предложил нам по-дружески:
— Хлопцы, давайте выпустим антологию белорусской поэзии. Вот это будет славно! Да… да… да… — и у него уже загорелись глаза. — Вы составите ее на белорусском, а мы, ленинградцы, переведем и издадим. Да фундаментально делайте!.. От первых белорусских песенников до наших дней.
Разумеется, кроме благодарности, мы ничем не могли ему ответить. Пообещали составить нашу антологию при участии поэта-ленинградца Павла Кобзаревского. Не откладывая, мы и выполнили это. Не берусь сейчас точно сказать, за какой срок ленинградские поэты, во главе с Александром Андреевичем, справились с этой действительно вдохновенной творческой задачей. Но хорошо помню, что и срок был недолгий, и переводы были отличные. Впервые на русском языке вышла в послевоенном Ленинграде объемистая антология белорусской поэзии. И мы, белорусы, навечно благодарны нашему дорогому другу и его товарищам за этот богатый подарок.