— Ну?
— Что «ну»? — делая вид, что шутит, огрызнулся Егор. — Не узнаешь, что ли?
— А если узнала, так что?
— Да это ж я, Егор!
— Егор, Егор, отколь тебя черт припер?
— Тебе ведь говорил Руткевич — на работу!
— Не больно я тебя ждала, — сказала она.
— Правду говоришь? — помрачнел Егор.
— А почему ж не правду? Шел бы ты куда-нибудь.
— Мы ж с тобой были когда-то вместе, — попытался тронуть ее сердце Егор.
— Вместе-то вместе, однако я с тобой не ходила стрелять по своим людям.
— Да и я не стрелял, — стал оправдываться Егор. — Я больше охранял.
— Ой, не скажи, сам Перебейнос говорил, что посылал тебя искать партизан в лесу. Да и когда партизаны рельсы взрывали, ты тоже ходил на них. Сам Перебейнос говорил!
— А ты у Перебейноса на коленях сидела, — уже злобно крикнул Егор.
— А ты перед Перебейносом на коленях стоял!
— Ну хватит, — решил остановить перебранку Егор. — Ты лучше скажи, куда ты меня поставишь?
— По правде говоря, не хотела я тебя не только брать на работу, но и видеть. Да Василь Руткевич настоял, а он такой человек, что не могла я отказать ему. На работу, говоришь? Может, думаешь, и я тебя за охранника возьму? Нет, дудки! Бери вон вилы в руки да навоз выгребай!.. Вот твоя работа! И еще благодари бога, что взяла. И так могут сказать люди, что опять ровни сошлись, а я не хочу этого слышать. Ну, чего стоишь столбом, бери вилы! — приказала Агапка и нарочно ушла от Егора в другой конец.
Взяв вилы, Егор принялся чистить одно стойло за другим. Известное дело, ни этот разговор с Агапкой, ни эта работа ему не понравились, да что поделаешь. И он, тележку за тележкой, вывозил из телятника пласты навоза.
Через некоторое время Агапка пришла проверить работу. И, все еще злясь за прошлое и за то, что попрекнул ее сегодня Перебейносом, захотела отомстить Егору. А может, в час добрый, сбежит от нее. Было бы неплохо! И она, подойдя к Егору, язвительно спросила:
— А скажи ты мне, Перебейносов охранничек, куда же ты крест подевал?
— Перебейнос отобрал. Перебейнос, ей-богу!.. Помнишь, когда он побил Ананю, да и тебе тогда перепало… Он и на меня накинулся. Ну и забрал, конечно. Расстегнул мундир, надел под сорочку, а куда девался потом тот крест, разве я знаю!..
— Так я тебе и поверила, — сказала Агапка.
И тревога, настоящая тревога охватила Егора. Что теперь делать?.. Еще, чего доброго, донесет, придут с обыском и найдут крест. Что тогда будет? И он решил, как вернется сегодня с работы, перепрятать его. За несколько дней допилит и поскорей отвезет в город… Как он слышал еще в лагере, там дадут за золото немало денег.
Возвращался Егор с работы хоть и встревоженный, но довольный. Когда проходил мимо Добрияновой усадьбы, удивился. За палисадником с цветущими кустами сирени и жасмина стоял побеленный каменный домик с открытым балконом на втором этаже. Оттуда неслась музыка не то патефона, не то включенного радио… «Ого, — подумал Егор, — это же Ганна Добриян с детьми так отстроилась… А я иду с работы в жалкую, покосившуюся хатенку, хуже которой теперь, видно, и нет на селе…» Заинтересовал его и другой аккуратный деревянный домик, просмоленные стены которого приветливо выглядывали из-за зеленого штакетника. А цветов, цветов сколько перед окнами, да и сад за домиком…
— А это хата чья? — спросил у незнакомого мальчугана.
— Да тетки Агапки, — нехотя ответил тот.
И, круто повернув назад, побежал к школе, где его поджидала кучка мальчишек и девчонок. Вскоре оттуда донеслась язвительная песенка:
запевали мальчишки.
подхватывали девчонки, а потом повторяли песню уже вместе.
Обидно ему стало. Он знал, что это поют про него. Да что поделаешь, надо молчать. И оттого, что так красиво выглядели новые дома на селе, и оттого, что он идет в свой запущенный угол, становилось очень горько. «Сам виноват, сам, — твердил он… Но тут же и утешал себя: — Зато остался жив. А где теперь Добриян?.. Лежит где-нибудь на чужбине…» А вот он, Егор, перетерпит это лихолетье — и Агапкины издевки, и насмешки ребят. Построится, как люди, и заживет. И ведь есть еще у него крест, чего нет у других… Сбудет, получит деньги и накупит в новый дом и кроватей, и диван, еще лучше, чем у Перебейноса был. И зеркало. Зеркало большущее. И возьмет молодую жену, высокую, пригожую, еще получше наших, может, привезет из самого города, и будут они глядеться в свое большое зеркало веселые, счастливые… Не только патефон, даже радио купит. Пусть ему завидуют! Он нарочно тогда позовет к себе в гости всех, пускай посмотрят, как он живет. Только Агапку и на порог не пустит.