По дороге его снова разозлили школьники. Когда отошел от магазина на сотню шагов, из-за ограды спортивной площадки долетела до него новая и такая же насмешливая частушка:
А Егор, увидев, что никого нет вокруг, поднял камень и швырнул через забор, но оттуда донесся только ехидный смех и писк довольной детворы. Он уже смирился с тем, что ему от этого не избавиться, боялся лишь одного — не услышала бы Барбара и не передала Волечке.
И так ему стало тоскливо и тяжко, что, придя домой, долго сидел за столом, обхватив голову руками. Все думал и думал: что же ему делать? Может, за бутылку взяться? «Нет, загину, загину, — размышлял он. — Стану таким, как прежде, а может, еще хуже… как Архип». И он решил: не сдаваться, держаться крепче. Непременно избавиться от одиночества, одиночество для него теперь — самое страшное, это может привести его к погибели.
Надо жениться, и не откладывая. И Егор стал готовиться в поход к Волечке. «Я и без сватов договорюсь, — решил он. — За словом в карман, слава богу, лезть не приходится».
Целую неделю собирался Егор в Лога. Выутюжил костюм так, что стрелка на брюках, даже когда садился, почти не мялась. Ботинки начистил — хоть как в зеркало глядись, надел новую рубашку и пестрый галстук — в глазах зарябит. А в кармашек пиджака сунул белый платочек. В таком виде он вечерами, несколько дней подряд, ходил по хате, временами поглядывая в зеркало, пока не решил, что все в полном порядке.
И, уже собравшись, прикрепил еще к шапке сорванную в палисаднике розу.
За почти двенадцать километров до Логов Егор старательно подготовился к разговору с Волечкой и, если понадобится, с ее бабкой. Уверял себя, что сумеет их убедить. Однако, когда подошел к селу, заволновался. Удивляться нечему. От этого зависела вся его дальнейшая судьба, а он ведь еще ни разу не бывал у Волечки дома, даже не знал, в какую хату постучать.
На счастье, в ручейке у околицы что-то мыла небольшая девчушка, и от нее Егор узнал, что у Волечки с бабкой хата с зелеными наличниками, под черепичной крышей, и что у них самая высокая антенна в селе. Получив такие сведения, Егор легко нашел, где живет его желанная, и вскоре подходил к домику. Заметил на окнах ярко-красные цветы; это обрадовало, но то, что увидел, подойдя ближе, немножко и встревожило. Будто бы кто-то метнулся от хаты в сторону леса, который начинался сразу же за садом. «Ну мало ли?..» — подумал Егор и отворил калитку. На дворе было чисто, прибрано, а на крыльце даже лежал половичок. Егор, вынув из кармана суконку, смахнул пыль с башмаков, чистым платком вытер потное лицо и через сенцы вошел в хату.
— Добрый день! — весело крикнул он.
Из-за шкафа, перегораживавшего комнату, вышла седая бабушка в черной юбке и серой кофте, на плечи накинут зеленоватый платок. Она пригласила Егора сесть и спросила, откуда он и по какой надобности завернул в Лога. Егор, хотя и готовился всю дорогу, когда пришлось говорить, растерялся и не знал, с чего начать. Больше всего удручало его то, что он не видел Волечки. Егор решил подойти к делу издалека.
— А я в Лога ненадолго. По пути… А зашел, потому что наша продавщица Катерина просила передать Волечке, что в магазине сейчас есть туфли — такие, как она хотела… А где же Волечка?
Бабка смутилась. Как-то растерянно посмотрела вокруг, словно ища чего, потом ответила:
— Нет Волечки!
— А где же она? — спросил Егор.
— Поехала в район на какое-то собрание.
Егор обратил внимание на то, что бабка разговаривает как-то нехотя, нерешительно отвечает ему. И вдруг вспомнилась фигура, которая метнулась в сторону леса; он почувствовал, что все это неспроста. Однако решил добиваться своего.
— А мне бы хотелось повидать Волечку.
— Так где же я ее вам возьму? — уже рассердилась бабка.
— Мне надо с ней поговорить.
— О чем это вам так надо говорить? Вы что, давно ее знаете?
— Нет, недавно, но разговор важный.
— Что же это такое за важное?
И Егор решил сказать бабке все как есть.
— Я бы хотел с ней пожениться… Я одинокий, правда, уже не такой молодой, постарше Волечки, — он уже не мог остановиться. — Я буду так ее голубить, что сделаю ее счастливой. Я все умею, любую работу. Она горя не узнает. Я на руках ее буду носить…