Смотря на них, я понимаю, что никогда не сдамся, никогда не свешу руки и никогда не променяю их. Они не золото, они даже не бриллианты, потому что всё это можно купить за деньги. Они — бесценны. Это мой подарок судьбы. Как поймать удачу за хвост, которого у неё нет. Мы всё перенесём и всё пройдём. Спустите на наши головы ядерную бомбу, и мы стряхнём пепел с головы, зашагав своим путём дальше. Пусть земля разойдётся на части, и мы просто будем переступать через пропасти, которые будут под ногами. Ничто не властно над людьми, между которыми царит любовь и гармония. Мы крепко удерживаем друг друга за руки и эта связь никогда не оборвётся.
Бонус 2
Остановившись в дверном проёме, я застыл, смотря на то, как Лизи, Мэйсон и Мэдисон лепят фигурки в виде человечков, а в будущем, нашего имбирного печенья к Рождеству. Рядом с ними возился Эйден, который больше засовывал тесто в рот, чем что-то лепил. Всё его личико было устряпано мукой, даже в тёмной копне волос виднелись белые частички. Вот уже пять лет они хранят эту традицию. Собственно, то же самое делаю я. Как только Мэйсу и Мэди стукнуло по пять лет, они решили ввести вот такой семейный обычай, теперь в свои почти пять, к нам присоединился Эйден, те предыдущие четыре года он лишь мазал всё на лицо и в рот, с тех пор ничего не изменилось.
Ежегодно двадцать четвёртого декабря, мы садимся за один стол и занимаемся этой смешной семейной ерундой, которая тёплом разливается по сердцу. Почему двадцать четвёртого? Потому что двадцать пятого они летят ранним утром к ёлке для распаковки подарков, попутно прихватив с собой чашку с печеньем.
— Мои маленькие наркобароны, — засмеялся я, когда четыре пары глаз устремились в мою сторону.
— Кто такие наркобароны? — первой спросила Мэди.
— У них всегда белый нос, — усмехнулся я, подойдя ближе и пальцем подхватив муку со стола, измазал ей кончик носа.
— Звание отца года по праву принадлежит тебе с тех пор, как они заговорили, Картер, — закатила глаза Лизи, но всё-таки улыбнулась.
— А ты сомневалась? — выгнул я бровь, обходя стол, чтобы поцеловать жену, — я всегда и везде первый.
Подняв её лицо к потолку, я встал позади и наклонился, встретившись губами с самой лучшей девушкой в мире, по удачному стечению обстоятельств, ещё женой и мамой собственных мелких дьяволят.
— Папа! — поморщились одновременно Мэйс и Мэди.
— Это моя мама, — засмеялся я, показав язык и оставив ещё один поцелуй на губах Лизи, из-за чего они снова выдали протяжное «фу», а я вновь прильнул к ней губами, оставляя десятки звучных поцелуев.
Эта пара одиннадцатилетних предводителей всех мелких шутливых проделок по дому, всегда издавала подобные фуканья, когда я целовал Лизи или она — меня. Мэйсон и Мэдисон с взрослением стали подобием меня. В детстве я всегда морщился, видя то, как папа целовал маму, мне казалось это чем-то отвратительным, потому что я считал это обмен слюнями, да и вообще не хотел видеть подобных сцен. Если бы меня вернули в то время, то я бы с упоением мог наблюдать за ними, сейчас для меня — это показатель любви. Если люди не хотят коснуться друг друга, то это говорит лишь о том, что между ними нет нужной искры, либо она погасла. Наша горит, и мы обоюдно помогаем и оберегаем её от воды, которая может потушить пламя, хотя, я думаю, что ничем невозможно загасить этот пожар, даже спустя десять лет брака и двенадцать лет отношений. Мы лишь крепнем с годами.
Заняв свободный стул возле Мэди, я взял формочку в виде звёзды и вырезал свою первую печеньку к завтрашнему дню. Рядом со мной тут же возник Мэйс, теперь по обе стороны рук, были мои горошины, как я их когда-то называл. Лизи помогала Эйдену надавить на формочку, чтобы из теста вышла ёлка. Примерно так всегда выходит: рядом со мной возникают мои приспешники, а Лизи воркует с Эйденом. Этот парень тоже в рядах двух мелких, занимающих места рядом со мной, но он души не чает в Лизи. Если Мэйс и Мэди хотят пошутить над Лизи, то он всегда оберегает её, давая фору старшему брату и сестре, а вот надо мной он сжалиться явно не собирается и не собирался.
— Давай слепим что-нибудь другое, — дёргала меня за рукава футболки Мэди, пока я смотрел, как Лизи улыбаясь, что-то тихо рассказывала Эйдену на другой стороне круглого стола, а он в ответ смотрел на неё с каким-то упоением и безумной любовью.