«Милый больной друг, мне очень стыдно, что я среди недели не прислала вам снова маленькую весточку. Несколько раз я себе говорила: напишу во второй половине дня или как только уйдет пан управляющий с почтой, И не знаю, почему мне не удалось это сделать. Отговорка одна: сейчас очень много работы. Занимаюсь налоговыми сборами, а это очень ответственное дело.
Да, о рецензии на книгу. Я с огромным удовольствием попыталась бы попробовать, но боюсь вашей критики. Однако я знаю, как поступить. Я напишу ее и пошлю вам для ознакомления в больницу, вы мне возвратите ее назад исправленной, а потом я красиво перепишу все начисто. И вообще, завтра, когда я к вам приду (обращаю ваше внимание, что приду опять только на час, потому что в четыре уезжаю в Семилы), вы дадите мне что-то вроде общего направления, которым я должна руководствоваться в процессе написания рецензии, ну а потом это, видимо, не будет так тяжело.
Вы хотите еще узнать кое-что о Геленке. Ее болезнь не была тяжелой, но врач предписал ей лежать, потому что только так можно было заставить ее сидеть дома и не носиться по собраниям. В понедельник я получила от нее предлинное послание. В своем письме я рассказала ей также о вас, заметив, что я встретила вас благодаря ее шестидесятилетию.
В понедельник я хотела идти на бал, но сегодня все взвесила и передумала и, хотя завтра получу от портнихи новое платье, поеду домой. Наша Штефка, моя сестра, тоже лежит с ногой в гипсе: оступилась на ступеньках и теперь не может пошевелить ногой. Оттанцевалась в сегодняшнем сезоне так же, как и вы.
На этом ставлю точку. Шлю вам большой привет и благодарю за письмо. Камила. 28.1.1938».
«Добрый день, пан Вранек. Только что я получила от вас книжку и, как только ушел пан управляющий, села к машинке, чтобы выразить вам благодарность. Mille grбzie, signor. Верьте мне, сейчас столько работы, что в понедельник я не смогла пойти на итальянский, пробыв до полвосьмого в канцелярии. Сейчас я читаю очень хорошую вещь — «Люди на перекрестке». Густ (брат) получил ее от меня к рождеству. Я взяла книгу с собой в канцелярию и читаю, когда становится немножечко посвободней, но это бывает редко.
Сегодня вечером я буду выполнять совсем не обычную для себя функцию: пойду в качестве гардедамы [12] с пятнадцатилетней девушкой на маскарадный бал, который устраивает ее школа. Интересно, как мне удастся роль гардедамы. Разумеется, у меня будет темное платье с длинными рукавами и совершенно закрытое, чтобы никто не перепутал и не пригласил меня танцевать. В субботу я буду вам об этом докладывать.
На завтра я снова приглашена к Геленке. На субботу во второй половине дня — к вам. Но я уже совершенно серьезно надеюсь, что пойду к вам в субботу в последний раз и что вскоре после этого получу от вас открытку, которую вы напишете, находясь в отпуске по болезни.
С гордостью я прочитала в Страковке вчерашнюю утреннюю газету. Но больше всего мне понравилась в той статье без вашей подписи именно только та ваша концовка. Боюсь, что и вам и другим читателям тоже.
Но постараюсь, чтобы в будущем вы были довольны. До свидания. Будьте здоровы. Камила. 9.2.1938».
5
У Камилы время было четко распланировано. Я удивлялся, как она везде успевает, и, несмотря на это, еще больше ухудшал ее положение тем, что давал ей книги и просил писать на них рецензии. Она писала их на высоком уровне и делала это с удовольствием. «У меня болит голова так, что не радует меня ни окружающий мир, ни работа, — писала она в коротком письме, к которому приложила свою рецензию. — Мне ужасно стыдно за тот рассказ, который я вам посылаю в приложении. Прошу вас, возвратите мне его исправленным, а я его перепишу и, честное слово, буду рада. Знаете, я писала его в поезде и в трамвае на коленях и в страшной спешке переписывала утром до начала работы».
Наступил февраль, а я все еще находился в больнице. Лечение мое затянулось…
«Дорогой пан Вранек, пишу вам буквально несколько строчек, потому что все равно завтра мы увидимся. Сообщаю вам в письменной форме, что можете называть меня в письмах по имени. Вот так. А еще хочу вам сказать, что мне доставляет большую радость писать эти рецензии, но, к великому сожалению, я не умею это делать. Но, может быть, со временем вы меня этому научите. Никаких денег за это мне, естественно, не надо, более чем достаточной платой за это будет полученная мною книжка и то, что я увижу свою рецензию в газете. И не смейтесь надо мной за то, что я придирчива, непосредственна и к тому же еще и самолюбива. Шлю Вам привет. Камила. 11.2 1938».