Он подошел к запертым воротам и услышал, как в домике открылась дверь. Сноп света упал в темноту. Человек вышел во двор и стал что-то искать в углу, потом выпрямился.
— Здесь нету! — крикнул он по-чешски.
«Чех!» — обрадовался Бартош. Но показываться было еще не время. В домике послышались шаги, в освещенных дверях появилась женщина.
— Посмотри около крольчатника. Да возьми фонарь.
Она закрыла дверь. На крылечке остался небольшой фонарь с желтым огоньком. Мужчина взял его и снова пересек двор. Тут только Бартош выглянул из-за забора.
— Погодите минутку!
Человек вздрогнул, прикрыл рукой фонарь, чтобы свет не бил ему в глаза, и подошел ближе.
— Кто это? — И отступил, увидев в темноте военную ушанку.
— Вы, верно, догадались, кто я? — дружески спросил Бартош.
Человек поставил фонарь на землю и подтянул пояс.
— Да, догадался.
— Я не один. Нам нужна ваша, помощь. Мне и моим товарищам. Вы ведь чех?
— Да.
— Наверное, крестьянин?
— Нет, рабочий.
— Тем более. Вы не откажете в помощи людям из России?
— Само собой, не откажу. Но вы-то…
— Я-то, конечно, чех. А вот мои товарищи — русские.
— Ну что ж, добро пожаловать!
Человек подошел к калитке и открыл ее. Бартош соскочил с забора и вошел во двор. Удивительно, как он сразу проникся доверием к хозяину. Наверное, потому, что у того в глазах была радость, а совсем не испуг — редкий случай. И потом эти слова: «Добро пожаловать!»
— Где же остальные? Пусть идут сюда, — просто сказал хозяин. — Мы здесь одни, бояться нечего.
Бартош выглянул за калитку:
— Заходите!
Послышалось несколько осторожных шагов, но никто не подошел.
— Слышите? Заходите! — негромко повторил Бартош.
— Все? — послышался в ответ тихий голос. — А не опасно?
— Здесь хорошие люди, мы отдохнем у них.
Все неслышно вошли во двор. Хозяин провел их прямо в дом. В большой освещенной комнате стояла молодая женщина. Она смутилась и торопливо оправила юбку, когда муж подошел и что-то прошептал ей. Пораженная, она глядела на пришельцев, и испуг был ей явно к лицу. Бартош понял ее: она вдруг очутилась перед глазами нескольких мужчин, заросших, грязных, в шинелях, измазанных глиной, с прилипшей хвоей.
— Надеюсь, мы вас не испугали? — спросил он.
Она покачала головой и заставила себя приветливо улыбнуться.
— Садитесь, — пригласил хозяин. — Места всем хватит, мы тут живем только вдвоем… и еще ребенок, — не без гордости добавил он. — Совсем маленький, он спит там, рядом. Ну, скажите им, чтобы садились, сейчас мы вас покормим… Подай чего-нибудь, — обратился он к жене.
— А никто не придет? — вполголоса спросила она, кивнув в сторону двери.
— Кому же прийти? — не очень уверенно успокоил ее муж и повернулся к Бартошу: — Как вы оказались с ними?
Бартош коротко объяснил.
— А кто вас послал ко мне? Вацлав? Или вахмистр?
— Послал? Никто не посылал… Я не знаю ни Вацлава, ни того другого, о ком вы говорите. Мы сами пришли сюда.
— Странное дело! — Озадаченный хозяин уставился в пол. — Странно, что вы пришли сами. Что ж, видно, вы случайно попали по правильному адресу.
Русские сидели неподвижно, хозяйка быстро накрывала на стол, а рабочий рассказывал о себе:
— Я, понимаете, состою в партии, нас несколько человек, мы и теперь поддерживаем связь. Кое-что готовим, работаем потихоньку. Настанет время, тогда и ударим как следует… А теперь вот пришли вы. Я и подумал, что вас послал кто-нибудь из наших.
— Ведете работу? Значит, у вас есть связь с каким-нибудь центром?
— Есть. Но не прямая. Я на этот счет мало что знаю. Из нас только один человек поддерживает связь.
— А помогают многие?
— А как же! Группа у нас невелика, но помогают все. Через наш край проходит много пленных, а в последнее время еще и транспорты с заключенными из концлагерей. Немцы не знают, куда их девать, фронт все приближается, вот и перегоняют туда-сюда. Не так-то легко накормить их и помочь тем, кто сбежал. Делаем, что можем.
— А беглецов много?
— Хватает. С каждым днем все больше. Прятать их у нас нельзя — немцы все время вынюхивают. Мы отправляем беглецов в лес, там много наших, да и русские есть — те, что сбежали из плена. Вы, наверное, их встретите.
Он неторопливо рассказывал, и в сонной тишине перед Бартошем возникала картина подполья, созданного незнакомыми ему земляками, вооруженными только верой, и больше ничем.