Вместе во имя жизни
(сборник рассказов)
Юлиус Фучик
Сентябрьский дневник 1938 года
Как создаются легенды? Легенда о поколении двадцатых годов изображает всех людей отшельниками. Я спорил с Неедлы, когда тот писал о Шалде, что это был великий отшельник. И сейчас, вновь читая «Душой и делом», я прихожу к выводу, что и сам Шалда понимал это односторонне: Сова [1]— отшельник. Идешь один по лесу и один читаешь стихи Совы. Стихи отшельника? Ерунда! Вынужденная изоляция еще не делает человека отшельником. И пусть ты один, мыслить и чувствовать ты не перестаешь в отрыве от людей. Стихи Совы — это стихи человека общительного, наделенного чувством коллективизма.
А если в них и чувствуется страдание, которое так подчеркивает Шалда, то только потому, что Сова имеет мало возможности общаться с людьми. Не только из-за того, что он болен и прикован к креслу, но главным образом потому, что общество его изолировало. Его нервы — это уже нервы не мещанина, но к пролетариату он еще не пришел. То же самое и с Шалдой. Наверное, такая близость к Сове, такое родство душ обоих поэтов мешало Шалде все это ясно видеть. Когда удается вырвать среди суматошных дней два-три часа, чтобы походить по лесу, тогда сможешь понять, какая большая любовь к людям живет в Сове и его стихах.
По радио выступал Бенеш. Из репродуктора неслась удрученность. Мало, очень мало уверенности в себе. Происходит что-то страшное. Или он действительно боится тявканья из Нюрнберга?
Черт бы побрал этот отпуск!
Сразу бы уехал обратно, если бы ве боялся, что ребята устроят мне головомойку за «распространение тревоги». Но попробуй быть спокойным, если чуешь, но не можешь идти по следу. Я не имел права.
Собака, которая лает, не кусает. Но, если побежишь, она перестанет лаять и укусит. Я только что слушал из Нюрнберга Гитлера. Угрозы не были такими явными, как я ожидал. Это плохо. Кто-то ему посоветовал. Но он сказал достаточно, чтобы его приверженцы у нас были уверены в поддержке в случае сопротивления им.
Сегодня снова один «Тад» [2]. На этот раз отряды ФС [3]подготовлены более основательно. Черный не отменил приказа о невмешательстве полиции и жандармов. В Теине и Ближееве у генлейновцев хорошо подготовлена аппаратура для массового подслушивания. И это не запрещено, наоборот. Командир из Осврачина пожаловался мне: «Зачем я здесь? Мы сдаем одну позицию за другой без боя. Застрелюсь. В Праге нас продали».
Четвертый план [4]вызвал панику. Как-то шел я по Ближееву. Знакомые немцы отворачивались или делали вид, будто меня не знают. Уже в лесу меня догнал старый Венцель.
— Не сердитесь, пожалуйста, что я с вами не поздоровался. Мы не имеем права разговаривать с чехами. Не знаю, видел ли кто меня, а то через пару дней буду в концлагере.
— Вы что, с ума сошли? Неужели вы думаете, что сюда придет Гитлер? Что мы ему позволим?
— Вы не препятствуете Генлейну, не препятствуете Гитлеру. Гауляйтер издал циркуляр, что уже на этой неделе Судеты войдут в состав империи. Лечение в Карловых-Варах пошло ему на пользу. Вас больше, но вы не помешаете Генлейну. Почему бы не принять меры государственной власти? Вы, чехи, предали нас, немцев…
В Нюрнберге играли зорю. Слышался артиллерийский салют. Это парад. Чешская реакция настолько подорвала силу Чехословакии, что не приведет ли этот парад к ее крушению?! Это невозможно. Мы должны действовать.
В больницу привезли двух тяжело раненных жандармов. В палату безнадежных — еще двоих. Ходят самые невероятные слухи. Если отбросить фантастическое, остается одно: после выступления Гитлера, в эту же ночь, генлейновцы подняли бунт. Выступление Гитлера послужило сигналом; контрмеры правительства были заранее исключены министром внутренних дел, который позволил вооружиться отрядам ФС и приказал полиции и жандармам «уклоняться от инцидентов». Непонятно, почему в такой ситуации Генлейн до сих пор еще не взял Судеты. Что-то тут не то! Но что? Государственные органы перестали повиноваться министерству внутренних дел? Или генлейновцы Генлейну?
Не удалось? Кажется, обеим сторонам.
Давление реакционных кругов Англии и Франции на Чехословакию постоянно усиливается. «Зеленые» заметно повышают свое давление изнутри. Но правительство еще держится хорошо, хотя было бы нужно более энергичное вмешательство. На бумаге это когда-то уже было: чрезвычайные меры по всей территории Чехословакии. Однако речь идет о том, чтобы Черный не саботировал их, как он саботировал военное положение. Или хотя бы не использовал их в ущерб безопасности государства.
На Фалькновском кладбище состоится захоронение убитых жандармов. Туда собираются съехаться наши люди со всей области. Но Черный, говорят, издал распоряжение, чтобы их не пропускали. Якобы в интересах «спокойствия и порядка».
Днем нам объявили об обыске и закрытии пражского центра генлейновцев. Наверное, все-таки они наступили Черному на больную мозоль. Если бы раньше!
Вечером из Лондона сообщили по телефону, что в английском кабинете выступил Ренсимен с докладом о положении в Судетах и рекомендовал полностью одобрить условия Гитлера, которые привез Чемберлен. Ничего удивительного. Ренсимен (его у нас называют Душка) никогда особенно не скрывал своих «непредвзятых» симпатий к Генлейну и Гитлеру. Это, собственно, официальный представитель фашистов, который имеет возможность легальным способом выведывать настроение и планы Праги и информировать об этом Гитлера. Легальный шпион с титулом лорда.
Днем по радио выступил Годжа [5]. Он сказал, что о плебисците не может быть и речи и что мы будем защищаться, защищаться и защищаться. Звучит успокаивающе. Но он старый дипломат. И перед микрофоном он взвешивал каждое слово, чтобы не сказать лишнего. Вся манера его речи предостерегает от излишней доверчивости.
И все-таки мне стало чуть-чуть полегче. На два часа мы выбрались из Праги. Стоит прекрасная осень. Тишина. Вдали виднеется Ржип [6]. Позади нее — Прага. Вокруг — деревни. Люди на площадях. И все это он хочет забрать! Отдадим? Нет! Настроение людей известно. Это большая сила. Удастся ли сорвать этот заговор фашизма?
Неделю назад я вот так же стоял в лесу и рассуждал о стихах. Теперь же каждое дерево напоминает о политическом моменте. А что будет еще через неделю? Придем ли мы через неделю сюда снова на прогулку или будем лежать на этих холмах с винтовками в руках?
Безопаснее было бы второе.
Это самая наглая провокация, какую только могла допустить мировая реакция. Английский и французский послы Ньютон и де Лакруа официально представили чехословацкому правительству гитлеровский лондонский план и рекомендовали принять его как можно скорее. Вчера об этом договорился Чемберлен с Даладье и Бонне, прилетевшими специально в Лондон. Эти мерзавцы сознательно советуют нам самоубийство и надеются, что мы его совершим. Капитализм становится все более нахальным и все более политически близоруким.
Этот план производит впечатление провокации. Он не был и, говорят, не будет опубликован, но нам известны его пункты: немедленное присоединение к Германии тех чехословацких областей, где 50 процентов населения составляют немцы; плебисцит в остальных областях со смешанным населением; контроль над оставшейся территорией Чехословакии.
Руководители аграрной партии настаивают на принятии плана. Думаю, этого было бы достаточно для их ареста, особенно после вчерашней речи Годжи.
4
Так называемый IV план, разработанный с помощью и участием немцев, фактически означал расчленение Чехословакии и присоединение пограничной территории к фашистской Германии. Генлейн не принял IV план, что должно было оправдать «решение вопроса силой». —