В дверь звонили.
— Ну иду я! Иду! — крикнул он.
Он открыл дверь. Там никого не было. Потом внизу что-то попятилось. Он глянул вниз. Это был тот самый мальчишка-курьер, которого он спас на подходе к площади.
— Ну, чего смотришь? — сказал Андрей. — Давай, что принес.
Он вдруг вспомнил, что так и не отдал пакет. Где-то он сейчас лежал дома — заляпанный кровью.
Мальчишка дрожащей рукой протянул ему точно такой же пакет — послание в желтой бумаге.
Андрей взял и спросил:
— Расписаться?..
Мальчишка пискнул, отчаянно замотав головой.
“Совсем ошалел, — подумал Андрей. — Мартовский заяц”.
— А ну, дуй отсюда! — сказал он. — Потеряйся!
“Мартовского зайца” как ветром сдуло.
Андрей содрал сургуч и пробежался глазами по строчкам. “Иди теперь, говори им”.
Он вернулся в комнату.
Пророк на пару с изрядно поблекшим Палтышем уничтожали остатки еды. Глейзер и Брудзкайтис, сдвинув кресла, продолжали беспредметный спор.
Между ложками винегрета пророк бормотал:
— Филипп… апостол… Филипп… член комиссии семи… Филипп — брат Ирода. Климент Александрийский. Климент Римский… Павел — Савл, Паулос, Паулус…
— Надо ехать, — сказал Андрей.
— Куда? — спросил Палтыш. — В такое время? Останься! Спать есть где. Правда, Глейзер?
— Разумеется, — сказал Глейзер.
— Каиафа, Калигула, Калтгоф… — ускорился пророк. — Кармайкл, Каспар, Каутский, К., Кордильо…
Андрей нагнулся и положил прямо в винегрет желтый пакет. Пророк, по инерции ткнув вилкой, сказал:
— У них тоже были послания, только ничего не понял. Взять хотя бы галлатов…
Телефон разразился долгой трелью. Андрей сорвал трубку.
— Да, — сказал он. — Да! Ясно! Фрунзенская!.. Да получили мы!
— Что там? — спросил Глейзер.
— Это К., — сказал Андрей. — Нас всех вызывают. Я пытался вам сказать…
Он снова сказал в трубку:
— Да, мы все… Ясно. Хорошо! Да, разумеется!
Пророк смотрел на него с трясущимися губами, с нижней — у него свисала, извиваясь, капустинка.
Андрей отдал трубку Глейзеру.
— Тебя, — кратко сообщил он.
Глейзер припал ухом к мембране.
— В лучшем виде, — сказал он. — Никак нет. Ни в одном глазу! Не подведем, не беспоко…
Зазвучали гудки отбоя.
— Вызывают. Опять — площадь.
Палтыш крякнул:
— В последнее время вокруг одни площади.
— Да какая это площадь?.. Снесли два квартала и бульдозерами заровняли. Знаю я их!
— Долго ехать?
— За полчаса доберемся.
Андрей поскреб правую щеку.
— Всё, — сказал он жестко. — Собираемся… Уберем весь этот бардак… И едем.
Несмотря на его решимость, их выход затянулся. При этом невозможно было сказать, что именно их задержало.
— Ехать! — убежденно говорил пророк. — Наледи и дорога!
Между тем, Глейзер усиленно искал свою шапку — шапка где-то запропастилась, только что была, а вот теперь — нет.
— Ничего, найдем, — утешал его Брудзкайтис.
— Я ее, знаешь, откуда выписывал? Ума не приложу! Кто-нибудь видел мою шапку?
— Слушай, ну ты и франт! Шапка ему понадобилась! Так пойдешь, — возмутился Палтыш. — Мне вот, например, машину вести…
Они потоптались в коридоре, одеваясь, и совершенно неожиданно нашли шапку Глейзера. Оказывается, Андрей ее скинул, когда ходил двери открывать, она укатилась в ванну.
— А что делать с пророком? — вдруг спросил Палтыш.
Все замолчали и замерли.
— Возьмем с собой, — сказал наконец Глейзер. — Не оставлять же его здесь!
— И то верно, — согласился Палтыш. — Ну что, по коням?
Андрей кивнул:
— По коням.
Он прошел на кухню.
— Выходим! — крикнул он оттуда. Тут валялись сигареты. И спички.
Он вернулся в коридор.
Заперли и стали спускаться.
Лишь на улице они услышали сирену, на горизонте пылало зарево, как будто занималась заря. Когда они спускались, несколькими этажами ниже предупредительно хлопнула дверь и заскрежетал замок. Больше там, вроде бы, никого не было, но из угла на втором этаже сердобольный старушечий голос выдохнул:
— Господи, никакого порядка в городе!
Глейзер шагнул в этот угол.
— Идите домой! — сурово сказал он.
Пророк что-то пробормотал. Очевидно, опять библейское, что-то вроде “ослица Валаамская”.
Они вышли во двор, на утоптанный снег, Палтыш нырнул в машину и завел мотор. Брудзкайтис задрал голову и посмотрел на звезды сквозь ветви деревьев.
— Не нравятся мне эти звезды, — сказал он.
Глейзер тихо выговорил:
— Воет-то как…
— И давно, наверное, — сказал Андрей. — Прямо надрывается.
Палтыш крикнул:
— В машину!
По крутой дуге они въехали в арку. Выскочили на улицу. И тут прямо из-под колес в сторону метнулась тень.
— Стой! — заорал Андрей. — Раздавишь!
Машина затормозила. В кругах света, прижавшись к облупленной стене подворотни, стоял давешний курьер. Андрей вылез и подбежал к мальчишке.
— Ты почему до сих пор здесь? — набросился он на него. — Почему не в департаменте?
— Там патрули… — заныл мальчишка, утирая нос рукавом. — А у меня пропуск старый…
— Ерунда какая! — рассердился Андрей. — Почему до сих пор не выписал?
— Так я ему говорил… Александр Евгеньич, говорю, а он, говорит, мухой, туда и обратно, чтобы я подумать не успел…
— Изверг у тебя Александр Евгеньич!
Он вернулся к машине.
— Глейзер, дай ключ, — потребовал он. — Пусть малец пересидит у тебя.
— А…
— Я его знаю. Не беспокойся, — соврал Андрей. — Ну?
— Даю-даю.
Андрей позвал мальчишку.
— Значит, так: вот тебе ключ, иди туда, куда пакет носил, сядь там и не высовывайся. Понял?
Мальчишка кивнул.
— Скажешь Римме Александровне, что это мы тебя пустили. Если, конечно, она до утра вернется.
— …
— Все! Дуй!
Он забрался в машину.
— Давай!
Они покатили по улице.
— Это кто? — спросил Палтыш.
— Да так. В департаменте у нас курьером работает. Смешной заяц!
— Да уж, смешной. На моего похож. Даже очень. Даже нехорошо.
— А кому сейчас легко?
Улица была пустынна. Над ночным городом стоял мощный вой сирены.
Глава 7
Первый патруль они встретили через два квартала, и их без проблем пропустили. Спустя пять минут впереди показалось черное бревно — оно лежало прямо посреди дороги, но из-за повалившего снега невозможно было ничего разглядеть. Они остановились. Это был человек. Палтыш и Брудзкайтис выскочили из машины и бросились к нему. Человек был мертв.
Неподалеку лежало еще два тела, в таких же черных тулупах. Все они были мертвы. Они оттащили всех троих к стенке.
В этот момент из переулка выбежал высокий худой мужчина с камертоном в руке. Увидев Палтыша и Брудзкайтиса, оттаскивающих тела, он дико вскрикнул и побежал по улице, нелепо задирая голову и почему-то то и дело подпрыгивая.
Палтыш и Брудзкайтис вернулись в машину.
— Это трупы. Они из лагеря, — сказал Палтыш, усаживаясь. — У них “звон”.
— Как “звон”? — спросил Андрей.
Палтыш яростно повернулся к нему.
— Головы у них гудят! Вот что! — глаза у него стали совсем ненормальные, сузились. — Понимаешь, что это значит?
Андрей понимал. Он понимал это больше, чем кто-либо на свете. И ничего не мог с этим поделать.
Двинулись дальше. Пророк ухватил Андрея за рукав и что-то глупо и слюняво булькал, получалась горячая невразумительная каша.
“Все кончено, — думал Андрей. — Лучше бы я тогда сдох на площади, а еще лучше — возле “барака”, производящего поволоку, в эпицентре вместилища”.