Их было трое. Одна из них – Анна в вечернем блестящем платье, двое других – высокая худющая женщина с пышной прической и в очень откровенном декольте, и небольшой по сравнению со спутницей мужчина в рубашке на выпуск. Рука последнего слегка подергивалась, словно от нервов.
– Ты такая в этом платье, что даже не скажешь, что выдавила из себя ребеночка! – смеялась “подруга” Анны. Герман заметил, что женщина была явно на веселее.
– Да, я, в отличие от многих, слежу за собой, – бросила Анна.
– Ой-ой, какие мы! – хихикнула дама.
– Ранее ты так не лепетала, – вторил ей мужчина.
– Ранее вы не заявлялись не пойми во сколько и вдрызг пьяные, – холодно ответила Анна.
– Ну, Кристина, перестань, мы же договорились сходить на пасхальный благотворительный бал. Ты – наш билетик в свет, помнишь?
Анна тяжело вздохнула:
– Я, кажется, просила звать меня Анной.
– Да кто слышит?! – пискнула женщина.
– У моего отца гость.
– Если он такой же старый маразматик, то это ничего страшного! – захохотала женщина.
Анна дала ей оплеуху. – Остынь, Тоня. Нам уже пора. Антон подогнал машину.
Мужчина еще сильнее развеселился от этой сцены, да и его подруга не перестала драматично хохотать, и все же все трое покинули столовую, на счастье Германа через другой вход, и свет выключился. Герман выждал время, прошел к камину, и взял с него одну из фотографий – ту, на которой Антон закладывал первый цех своего завода…
На следующее утро Герман застал Анну за кормлением ее малышки. Это был хорошенький крепкий ребенок, но все внимание Германа целиком и полностью привлекла его мать. Этим утром Анна была свежа и хороша, будто бы и не уходила на ночь.
– Доброе утро, Герман, – ласково сказала она.
– Доброе.
– Хочешь познакомиться с Катенькой?
Герман поежился: ему не хотелось ввязываться в возню с ребенком этой женщины, по правде говоря, ему не хотелось разговаривать и с самой Анной. Больше всего он хотел уехать из этого дома.
Анна, кажется, поняла его намерения.
– Думаю, с Катей вы подружитесь потом. Первым делом завтрак, – она потянула руку к кнопки вызова горничной.
– Нет, спасибо, я уже опаздываю на поезд, – проговорил Герман.
– Я думала, ты уезжаешь в час, – спокойно сказала Анна, ее рука над кнопкой.
– Хм…Я решил..Дела заставили меня сменить маршрут. Мой поезд через полчаса Анна, я зашел поблагодарить за гостеприимство и попрощаться.
Анна понимающе кивнула:
– Прощай, Герман.
Бегло попрощавшись с профессором Хитровым, Герман действительно направился на поезд, но его конечной целью не являлось посещение собственных родственников в пасхальные каникулы, Герман хотел иного – ему нужно было снова поговорить с Екатериной.
Доехав, Герман почти бегом поднялся по грязным пролеткам дома, в котором она жила, и позвонился в общую дверь. Ему повезло, и очень скоро в щели между коридором и дверью показалась сама Екатерина.
– Екатерина, мне нужно…
Глаза женщины расширились, и она попыталась захлопнуть дверь, но Герман вовремя вставил ногу в щель.
– Послушайте меня, – пробормотал он, пытаясь отвлечься от боли.
Но женщина, не говоря не слова, яростно пыталась выпихнуть его обратно на площадку.
– Екатерина, Катя, я знаю что у вас есть сын, и…
Внезапно Екатерина перестала давить и выпихивать. Дверь широко распахнулась, и хозяйка квартиры со злобой посмотрела на Германа.
– Знаете? Не помню, чтобы вы интересовались, когда нечто знала Я!
И она снова попыталась выпихнуть его в коридор, но Герман был сильнее и, оттолкнув ее, он проник в общую часть квартиры.
– Екатерина, поймите, я хочу помочь!
В лицо ему неожиданно полетела стеклянная банка из-под какого-то протухшего варенья, стоявшего в коридоре.
– Они забрали моего сына! Уже поздно! Поздно! Подлец! – заорала нечеловеческим голосом Екатерина и ринулась в сторону кухни.
Герман, мгновенно вспомнив о репутации этой женщины, ломанулся за ней. Настигнув ее возле ящика с посудой, он, со всей силой, сцепил ее руки, и принялся кричать нечто успокоительное, во что и сам не мог поверить. В ответ Екатерина засмеялась. Герману стало не по себе. Между тем, Екатерина более не сопротивлялась, и держать ее дальше означало самому показывать панику, или, что еще хуже, давать повод для вызова полиции. Медленно Герман отпустил женщину, и та, все еще смеясь, показала ему сжатый в руке пузырек валерьяна.