увенчанные встречей вечера пока не тронутые порчей лица не ведают на что обречена в подземный морок вмятая столица
есть атавизмы посильней чем ты мысль в старости стремительнее тела отсюда лица нежные желты и челюсть словно роща поредела
и вот теперь когда коты мертвы то есть вожди но и коты туда же искрят снегами пустыри москвы под тучами в тысячелетней саже
мы возвратим пространству имена которые нам наобум давали неповторима память и нема лишь речь во рту но и она едва ли
никто
столбы в каннелюрах столетние щели черкни и заветное втиснуть недолго молитва начальнику виолончели петиция конунгу верхнего конго коль скоро нас в эту реальность родили мы с детства сюда пресмыкнуться ходили
ни взгляда на землю ни отклика с неба леса сведены и сомнения тяжки похоже что мы тут последняя смена толпимся сжимая в ладошках бумажки под клекот курантов клыкасты и буры от крови скребут в облаках каннелюры
редеют фотоны над зубчатым краем сочится судьба из щербатого блюдца привычная местность где мы умираем а наши молитвы в стене остаются и в ней каменеют а камни крошатся никто не торопится в дело вмешаться
как будто
там погреб например и мы его открыли недобрая рука подбросила ключи лавины плесени и кубометры пыли столетний обморок хоть в нем сычом кричи
всей опрометью вон метнулся из угла я секундам счет пока здесь мозг не занемог пространство треснуло и лестница гнилая как бесполезный сон в труху у самых ног
нас лижет полынья беспрекословной ночи проси любой оброк но света не верну старайся по стене обламывая ногти пока она с другой смыкается вверху
и вроде наш с тобой и вроде рыли сами наощупь стеллажи с закрутками во мгле до страшного суда давиться огурцами жаль зубы не глаза и резкость на нуле
чем жест отчаянней тем тьма кругом упруга уже не выдохнешь внутри она твоя мы впаяны в нее и смотрим друг на друга как будто это ты как будто это я
наставление потемкам
когда остыл песок и свет погас здесь никого не нужно после нас
когда в кайфын вломился субэдэй они там ели жареных людей
делили крови свернутой удой и сетовали если кто худой
столетий восемь рысью словно год и нам в освенцим отворили вход
где точно черви в банке старики чьи не по росту шкуры велики
но жизнь уроком нажитым горда с великой клятвой больше никогда
на сребреницу и пном-пень забьем они в чужом краю а не в твоем
или шрапнель в мозги и в ноздри газ алеппо да но ведь в последний раз
в скелетах местность в колотом стекле чья кровь теперь чье мясо на столе
забудь нас космос весь иссякни след песок ссыпайте погасите свет
например наступит завтра нынче ждать уже недолго где отыщешь стегозавра как окликнешь мастодонта
и кому они мешали что за зло творили людям жить останемся с мышами или сами ими будем
в мезозойскую эпоху предавались сну и сексу море кайфа диплодоку и тираннозавру рексу
нас самих призвать к ответу есть инстанция едва ли ах какую мы планету без остатка проебали
всех сметёт времён лавина кто красив и ростом выше вот и мамонтов не видно в крупном выигрыше мыши
гадание у речки
посреди безутешной зимы испаряются в небо умы без понятий о верхе и низе существо оставляют свое кто на скрипке вовсю в парадизе кто в аду отдуваться за все
нам ведь что обещали они в небе радуга в бездне огни вот и время финальной проверки по заслугам кому и вине не попутал бы бес фейерверки а пока доедай оливье
окажись я допустим в раю всю до корки псалтирь отпою или кирши данилова корпус по плечу этим праведным ртам есть надежда в какой-нибудь конкурс исполнителей втиснуться там
но скорее в привычном аду эту вечность как все проведу где роями как черные свечки за альцгеймером вечной реки реют брейгелевы человечки присобачив к подметкам коньки
лишь бы вместе и было всегда даже если стемнел как слюда изувеченный легкими воздух и бесхитростен мозг как телок жарь смычок в перечеркнутых звездах закипай смоляной котелок
утро сатрапа
он взял мухобойку и вышел во двор отер пестрядиной чело шершавые коршуны прядали с гор в сомнении где бы чего неспешные мыши вертели хвостом из недр извлекая еду покуда стоял он и думал о том зачем мухобойка ему
природы похмельным умом не объять хоть сидором будь хоть петром он в сени рысцой и вернулся опять с порожним латунным ведром а был он сатрапом угодий и рощ большой обитанья среды где лось по весне ошивается тощ растений взыскуя следы