— Что это ты знаешь? — Эвелин так сильно испугалась, что вышла, удивленно глядя на Бернара. Халат снова распахнулся, но на этот раз ей было наплевать, мужчина ее шеф или не мужчина.
Она думала о том, откуда Бернару может быть известно об их с Шарлем планах на выходные. А может, он подслушал вчерашний разговор? Чушь! Подслушать невозможно, если двое стоят близко друг к другу и шепчутся.
— Знаю про твой день рождения.
— Мой день рождения?.. — растерянно переспросила Эвелин. — Черт, точно! Я же только что про него помнила. А потом опять забыла.
— Я так и подумал. Халатик запахни. — На лице Бернара вновь появилось то самое невыносимое выражение, и Эвелин нахмурилась.
— Ну и что за дело тебе до моего дня рождения? И до моего халата?!!
— Ты могла бы с утра быть чуть повежливее? Я все-таки шеф.
— Ах шеф? Ты сейчас где должен быть, шеф? — Эвелин уперла руки в бока, и Бернар понял, что созерцать ее голый живот и розовые трусики — его судьба на сегодняшнее утро.
— На съемках. А кстати, и ты тоже. Ты забыла, что сегодня…
— На съемках?! — радостно подпрыгнула Эвелин.
— Да не на тех! — с досадой вздохнул Бернар. — Мы работаем с «Франс-1».
— Да? А почему?
— У нас другие задачи. Журналисты вместе с Шарлем снимают свое кино, а мы — свое. Здесь же две съемочные группы, ты сама видела.
— Ну видела. — Эвелин снова ушла в гардеробную.
— Так что ты собираешься делать завтра?
— Слушай, Бернар! — Голос ее звучал глуховато из складок одежды. — Я завтра собираюсь заниматься личной жизнью. Прямо с рассвета! И, пожалуйста, не трогай меня до конца выходных, ладно?
— Хорошо-хорошо. Не стану.
— Ты собирался вытащить меня завтра на работу? — Эвелин, одетая в спортивный костюм, вышла из гардеробной и встала перед Бернаром. — Не выйдет!
Бернар как следует разглядел ее с головы до ног, после чего, удовлетворенно кивнув, сказал:
— Красиво. Но холодно!
— В смысле?
— Мы едем в лес. А там — зима. Сними это и надень что-нибудь потеплее.
— Во-первых, больше я перед тобой переодеваться не буду! А во-вторых, там — весна! — возразила Эвелин, вспоминая, как они с Шарлем собирались «звать весну, чтобы быстрее приходила», и невольно залилась краской.
— Это, конечно, приятно, что переодевание в моем обществе вызывает у тебя смущение аж до румянца, но все-таки лучше накинь на себя теплую куртку. И штаны. Эти тебе очень идут, Эвелин, но надо потолще.
Он опять смеется над ней!
— Бернар, перестань.
— Я, кстати, говорю серьезно.
В этот момент у него в кармане заиграл телефон. И из обрывков фраз Эвелин поняла, что ее шеф сейчас никуда не едет. А вот она — едет и, похоже, до вечера.
Бернар сложил телефон в карман и встал с кресла:
— Я остаюсь здесь, а ты с сегодняшнего дня помогаешь в съемках фильма. У вас будет свой график, вы почти всегда будете на природе. Так что штаны…
Эвелин с досадой стукнула ладонью по столу. Он отправляет ее в ссылку именно тогда, когда Шарль закончил съемку и он почти все время будет здесь, на базе! Бернар нарочно хочет им помешать!
— Что тебе не нравится? Все как ты хотела.
— Почти.
— Что почти?
— Все, — прошипела она. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
— Слушай, — Бернар тоже зашипел, — ты, по-моему, сюда работать ехала, а не личную жизнь устраивать. И деньги, между прочим, тебе будут платить за работу, а не за полуночные беседы с журналистами.
У нее перехватило дыхание: он все видел! Бернар выследил ее и теперь будет вставлять палки в колеса! Кровь бросилась Эвелин в лицо, и, не помня себя от ярости, она подскочила к Бернару.
— Послушай меня, ты! Если у тебя были какие-то виды на меня… еще там, в Довиле, то можешь о них забыть! Я буду встречаться с Шарлем столько, сколько нам обоим будет надо, и никакая работа не помешает мне. Ясно?
— Ясно, — спокойно ответил Бернар и убрал ее руки со своего свитера. — Но вообще-то видов на тебя у меня никогда не было. Я просто так шутил… Хотя, не спорю, меня восхищает твое безграничное самомнение.
— Извини.
— Ничего. Мне даже понравилось, впрочем, как всегда, когда ты трясешь меня за грудки. Ты при случае не сдерживай себя, когда захочется с кем-нибудь, например, подраться, хорошо?
— Н-да? А тебе-то зачем?
— Мне — ни зачем. Просто, кроме меня, больше никто твое безобразие терпеть не будет, — сказал Бернар и вышел за дверь.
А Эвелин еще несколько минут стояла растерянная и подавленная. У Бернара не было на нее видов? Это как же понимать? Эвелин ощутила что-то вроде досады или даже ревности. Но она же точно знает: были виды. Ни одну женщину невозможно обмануть: если мужчина к тебе неравнодушен, это чувствуется буквально сразу. Весь офис в Довиле может подтвердить!