Сигаретный дым пропитал офис редактора подобно сладкому яду, даже стены здесь источали запах никотиновых смол. Сколько он выкуривал за день: три, четыре пачки? Еще у порога Винс обратил внимание на желтые пальцы закоренелого курильщика Жака, посылающего проклятия всему, что существует в мире.
— Сраные бюрократы! Опять повысили налоги! Привет, Винсент, — редактор швырнул на стол кипу бумаг.
— Что-то снова не так? — спросил он.
— Господи! Да все не так, — Жак закурил. — Начиная хотя бы с того, что уровни продаж падают, как… как…
— Можешь не продолжать, я тебя понял.
— Тебе дать полотенце? Ты совсем мокрый. Впрочем, подожди, — редактор огляделся по сторонам, — у меня нет полотенца, а знаешь почему?
— Интересно, — солгал Винс.
— Потому что никто не хочет работать, а когда никто не хочет работать, то почему-то денег становится меньше, а когда денег становится меньше, я не могу позволить купить себе даже чертово полотенце, даже сигареты! Они все обленились, мне нужна сенсация или хотя бы хорошо изложенная средняя история. А они приносят мне всякое дерьмо и хотят, чтобы я платил за это! Конечно, к тебе это не относится, скандал в Сорбонне выше всяких похвал, и не думай, что я веду этот разговор, чтобы задержать твой гонорар. Пожалуйста, возьми его, — он достал из кармана тонкую пачку банкнот и положил их на стол.
— Я… давно хотел спросить тебя, Жак, — начал Винс.
— Слушаю, — хриплый кашель вырвался из его уст.
— Ведь ты не всегда был таким, я имею в виду, что ты не всегда курил как в последний раз и ненавидел все вокруг.
— Что с тобой случилось? Не пугай меня, с каких это пор ты заинтересовался, каким я был?
— Пытаюсь разобраться в том, что постоянно отторгал от себя.
— Ты становишься сентиментален — это плохо. Но… — Жак откинулся на спинку кресла. — Я никогда не думал, что мне зададут подобный вопрос. Знаешь, ты застал меня врасплох.
— В этом и заключается вся прелесть, если бы ты заранее знал, что я собираюсь спросить, то был бы не искренен.
— Разочарование, — редактор оборвал его на полуслове. — Я просто разочаровался в этом мире. С первых дней рождения мы все что-то ищем, сначала это грудь матери, потом силы, помогающие встать на ноги, а затем мы принимаемся за поиски ответов на вопросы. Извечные вопросы. — К удивлению Винса, грусть отразилась в глазах собеседника, и он направил взор к дождливому окну и утопающему бульвару за ним. — Но вскоре я осознал, что искать ответы бесполезно, кто-то или что-то скрывает от нас правду, и мы довольствуемся жалкими подачками Всевышнего, словно бездомные псы, которым хозяин кафе выкидывает объедки, чтобы почувствовать себя благородным. — Редактор закрыл лицо рукой и с горечью промолвил: — Это разговор ни о чем, Винсент. Можешь идти. Возвращайся к шлюхе и бутылке — так будет лучше всем.
— Я вернусь через два дня… с готовой статьей.
— С готовой статьей, — задумчиво повторил Жак.
Почему она выбрала именно это место? Старые дома были давно покинуты людьми, которых заменили крысы и насекомые, некогда оживленный вокзал превратился в затхлое убежище бродяг, что греют онемевшие пальцы над кострами, тлеющими в железных бочках. В пустынных залах торговых складов уже много лет преданным работником оставался ветер, посягнувший на самые скрытые уголки одиноких зданий.
Под нарастающим дождем Винс пробирался через груды кирпичей, которые лежали на разбитых дорогах, ливневые воды, смешанные с отходами, омывали его ботинки, потерянные взгляды нищих и угрожающий шепот нагнетали на душе еще больший мрак, нежели темные тучи над городом. В свете отдаленных костров он разглядел перекресток, где на пересечении грунтовых дорог стоял сгоревший трейлер, если верить клочку бумаги, полученному в опере, здесь необходимо свернуть налево. Наконец, обойдя стороной накиданные наспех трубы и перевернутую кабину грузового крана, Винс вышел к одноэтажному бараку. Пустые оконные и дверные проемы встретили его безмятежным молчанием. Это здание было мертвым, как и все вокруг.