На улице начало темнеть. Куда ей деваться? Кругом враги. Страшно одной ночью. Лязг и скрежет танков смолкли, но и тишина навевала теперь страх на измученную Марьяшу.
Чтобы не оставаться одной, она решилась выйти на улицу, но тут в дверь постучали.
— Кто там? — испуганно спросила Марьяша.
— Открой, это я, — ответил кто-то по-еврейски.
— Не узнаю голоса… Кто это? — снова спросила Марьяша и дрожащими руками открыла дверь.
На пороге стоял Аврам Свидлер в черном рваном пиджаке, под которым виднелась грязная вышитая рубашка. Рядом с ним стоял широкоплечий человек в заплатанных штанах из чертовой кожи, в ситцевой синей рубашке и сбитых, старых сапогах.
— Откуда вы взялись? — с изумлением уставилась на нежданных гостей Марьяша. — Ты ведь, Аврам, был в армии.
— Ты мне сначала скажи, где моя семья, — боязливо оглядываясь, ответил Аврам, — а там уже и я сообщу все, что знаю.
— Где твоя семья? Думаю, что твои успели выбраться отсюда, — ответила Марьяша. — Я с Велвлом Монесом и еще несколькими колхозниками задержалась, чтобы решить, как быть с оставленным хлебом, а тут взорвали мост, и мы остались.
Марьяша замолчала, выжидая, что скажут Свидлер и его товарищ, но тут же спохватилась, что гости наверняка голодны…
В узелке, впопыхах забытом матерью, она обнаружила несколько вареных яиц, творог и хлеб.
Гости набросились на еду.
Аврам Свидлер успевал и есть, и рассказывать о том, что с ним произошло. С этим вот товарищем они ночью, будучи контуженными, случайно отбились от своей части, и сколько потом ни пытались пробраться к своему подразделению, это им не удалось, и они оказались отрезанными. Он рассказал, как в конце концов, после неоднократных, но тщетных попыток пробиться к своим, они достали в какой-то деревне вот эту рвань и добрались сюда.
— Ну и хорошо, оставайтесь, — обрадованно сказала Марьяша. — Укроем вас где-нибудь.
— Мне бы только переночевать, — отозвался товарищ Свидлера, — завтра я как-нибудь проберусь домой, а там видно будет…
— А вы из наших мест? — спросила Марьяша.
— Почти, — уклончиво ответил гость.
— Да это командир нашей роты Охримчук, бывший инженер шахты, — понизив голос, пояснил Аврам.
Марьяша перебросилась со Свидлером еще несколькими словами и тут же принялась готовить надежное убежище для своих гостей.
Командир роты Красной Армии Николай Охримчук только на один день задержался в Миядлере и наутро, попрощавшись, отправился в шахтерский поселок, который находился неподалеку от станции Ясиноватой.
— Как доберусь до дому, сразу начну переправлять к нам из вашего Миядлера людей, — сказал Охримчук Марьяше и Авраму.
Обещание гостя обрадовало Марьяшу: ее мать и ребенок, видимо, благополучно выбрались отсюда, значит, можно было подумать о своем спасении и спасении всех оставшихся или не сумевших уехать колхозников.
«В степи укрыться негде, — подумала она, — надо всем разбрестись по окрестным деревням».
Только что успел Охримчук уйти из Миядлера, как туда примчались немецкие мотоциклисты.
Двое мотоциклистов застопороли у ворот каменного дома с остроконечной крышей из рифленого железа. Здесь их встретил Виля Бухмиллер и, по-фашистски подняв руку, подобострастно склонился перед ними:
— Bitte schön![4]
— Sind Sie ein Deutsche?[5] — спросил один из мотоциклистов, белобрысый маленький толстяк.
— Jawohl, ein Deutsche[6], — самодовольно ответил Виля.
— Sehr gut, ошень карашо! — отозвался второй, веснушчатый парень с желтыми кошачьими глазами, захотев, видимо, блеснуть знанием нескольких русских слов.
— Bitte schön, — почтительно повторил Виля, распахнув ворота и широким жестом приглашая мотоциклистов въехать во двор.
С тех пор как колхоз конфисковал у его отца этот дом, Виля если и заходил в правление по делу, то старался не задерживаться, чтобы не растравлять и без того не дающей ему покоя обиды. И только теперь, внимательно оглядывая бывшие владения отца, Виля заметил, что многое из того, что с детских лет запало ему в память, не сохранилось: не было во дворе ни риги, ни амбара с закромами, всегда доверху полными полновесным зерном, ни сарая, где стояли бричка, плуги, жатки, сеялки и прочий инвентарь. Словом, пуст был двор, в котором тесно было в годы его детства от всевозможных строений, возведенных крепкими хозяевами — отцом, дедом и прадедом Вили. Не было и флюгера на крыше дома, по которому так любил определять направление ветра Виля. Молодые фруктовые деревья в палисаднике сильно разрослись. И только высокая каменная ограда, охранявшая, как неприступную крепость, имение Бухмиллеров, стояла непоколебимо.