Захар успокаивал маму, подтрунивал над ней, а потом стал серьезно убеждать, что настоящий мужчина не может не быть парашютистом. И в доказательство подсовывал ей полосы газет, звавших молодежь в аэроклубы. Но сам-то он хорошо знал, что только одна сила заставляет его тратить драгоценное студенческое время на парашютный спорт — женщина…
Они долго занимались теорией, укладкой парашютов, прыжками с вышки. Вскоре началось самое интересное — прыжки с самолета. Захар был несказанно горд, когда на лацкане его пиджака появился значок с цифрой 50. Это уже класс! Пятидесятый прыжок был выполнен весной сорок первого.
Захару запомнился этот день. Он возвращался из Тушина с таким чувством, словно продолжал парить под шелковым куполом. Шел слепой, пронизанный солнцем дождь, а потом сказочно-ярко вскинулась радуга, и на лицо его, когда он шел парком, падали тяжелые капли с изумрудной листвы. Захар шел, напевая песенку про пилотов, и на душе у него было поистине благостно. Может, еще и потому, что через неделю вместе со своим другом Андреем Воронцовым он уезжал на практику — им оставался всего лишь год учебы. Правда, Захару хотелось задержаться в Москве еще недели две-три, чтобы окончательно убедиться, что Елену оставляют в аспирантуре. Тогда они весело отпраздновали бы это радостное событие. Но что делать? В институте студентов последнего курса торопили — будущих врачей уже ждали.
Незадолго до отъезда Захар и Елена пошли в Зал Чайковского — за билетами Захар гонялся три дня подряд, вставая в пять утра: гастролировала знаменитость. Когда первые звуки симфонии наполнили зал, Елена судорожно сжала руку сидевшего рядом Захара. А потом они всю ночь гуляли по Москве. Над рекой нависло черное небо, в котором одиноко мерцали редкие звезды. Захар и Елена смотрели на эти мерцающие миры и говорили о том, что и в жизни так: счастье, как звезда, то вспыхнет, то угаснет, то пробьется сквозь туман, то снова скроется. Когда наступил час прощания, Елена осторожно, ласково погладила руку Захара и тихо сказала:
— Первого сентября на этом же месте, в восемь вечера… Хорошо? Договорились? Посмотри, вон из-за туч выглянула звездочка. Наша звездочка. Ну, посмотри же…
Когда Захар поднял голову, стараясь найти «их» звездочку, она вновь скрылась за тучей.
…Профессор, провожавший студентов на практику, напутствовал их короткой душевной речью, не преминув заметить, что мы живем в трудное и тревожное время, чреватое всякими неожиданностями, — все знали, что профессор с лихвой хлебнул этих неожиданностей на Карельском перешейке.
— Мы старались, — сказал он, — учить вас не только думать, но и предвидеть. Без этого нет и не может быть врача. И еще помните — настанет день, когда каждый из вас, мои будущие коллеги, останется один на один с больным. Без учебников, без учителей… Желаю удачи!
На следующее утро Захар зашел в комитет комсомола. Секретарь был занят, просил подождать в приемной. Но дверь в секретарский кабинет была приоткрыта, и Рубин услышал, что разговор идет о Елене Бухарцевой, о ее аспирантуре. Он сразу насторожился. То, что Захар услышал, вызвало в нем сначала возмущение, а потом… Потом накатило то, в чем он даже сам себе не решался признаться: страх. За кого? Он старался уверить себя, что тревожится за Елену. Но ему это только казалось. Он испугался не за нее, а за себя…
Секретарь комитета комсомола давал кому-то объяснения по поводу биографии Бухарцевой. И снова всплыла давняя версия: обстоятельства гибели Николая Павловича тогда, в тридцать седьмом. И чей-то незнакомый голос произнес: «Тут что-то не ладно… Пожалуй, в аспирантуру зачислять воздержимся. И вообще еще неизвестно, как события будут развиваться. Имя профессора теперь даже стараются не вспоминать. Следовало бы, между прочим, присмотреться и к другу Бухарцевой. Бросил специальность радиста. Пошел за ней. Оба почему-то начали изучать парашютное дело. В этом тоже надо разобраться».
Днем Захар должен был позвонить Елене — они собирались вместе провести вечер. Но он не позвонил. Ни в тот день, ни на следующий, ни на третий. Решился только в самый канун отъезда. Елена встревоженно спросила его: «Что случилось? Ты болел? Я уже хотела к тебе приехать. Мне нужно с тобой посоветоваться». Рубин, стараясь быть непринужденным, ответил, что сегодня очень занят, а завтра утром уезжает и, вероятно, ничего не случится, если они встретятся после возвращения с практики. Елена еще раз попросила: «Захарушка, милый, ты мне сегодня донельзя нужен, больше, чем когда бы то ни было. Пойми это. Мне…» И вдруг резко оборвала разговор, словно догадалась о чем-то. «Ну, что же, раз занят, так занят… Будь здоров…»