— Ваши соображения, Виктор Павлович?
Ответ Бутова — это скорее неторопливые размышления вслух.
— Я не убежден, что доктор сказал всю правду… Послевоенные годы пока еще остались в тени. Мне показалось, что Рубину не очень-то был по душе интерес к его туристскому вояжу. Так же, как и разговор о Глебове. И еще на одно обстоятельство хотел бы обратить ваше внимание. С господином Ивеном он встречался вчера вечером. Ночь на обдумывание — достаточно. Доктор явился к нам около двенадцати. Почему же не пришел с утра? Не решался? Утром он уже знал о телеграмме, об автомобильной катастрофе, о смерти Глебова. Звонила тетя Маша. Это он сам рассказал нам. Нехотя, но рассказал. И не по своей инициативе. Только в порядке ответа на мои вопросы. И весьма лаконично. И потом Глебов… Его уже ни о чем не спросишь. Должны довольствоваться тем, что скажет Ирина, а тут может и не быть всей правды. Телефоны Захара Романовича и Ирины нашли не в записной книжке Глебова, а на отдельной бумажке. Деталь: записано не Рубин, а «З. Р. Р.» и не Ирина, а «И. Р.»… Бумажка спрятана вместе с материалами, компрометирующими их владельца. Конспиратор был он, видимо, не из бывалых…
Они не стали принимать никаких решений — еще слишком мало бесспорных фактов. А только такие здесь привыкли класть в основу обвинений или оправданий. И Бутов, продолжая размышлять вслух, говорит:
— Пока не смею делать каких-либо выводов, товарищ генерал…
— А сейчас и не надо этого делать. Для нас с вами ясно: возникла ситуация, разобраться в которой надлежит контрразведчикам. И если доктор сказал правду, а нужных доказательств к тому не имеется, то нам с вами нужно добыть их и тем самым помочь ему и себе…
Генерал, кажется, впервые во время их беседы высказался столь решительно.
— Да, да. Помочь. Вы меня, полагаю, понимаете?
Генерал не ждет ответа — он не сомневается, Бутов понимает его с полуслова. И задает уже следующий вопрос:
— Виктор Павлович, как считаете — здоров ли психически доктор Рубин?
— Лицо у него такое, что можно и об этом подумать. Следы крайнего утомления, нервного потрясения…
— Я вижу тут много аспектов, требующих глубокого анализа и тщательной проверки… У вас в отделе сейчас достаточно людей? Справитесь или дать подкрепление?
— Пожалуй, обойдусь своими силами.
— Тогда действуйте. Сформируйте группу, и пусть она больше ничем не занимается. Вызывать с докладами буду часто. Всех вместе и по отдельности. Руководство группой за вами. И еще — дайте все материалы старшему оперуполномоченному Плетневу. Он у вас не плохой аналитик. Поручите ему составить подробный план оперативных мероприятий. Предусмотрите использование всех оперативно-технических средств. Если предварительная проверка подтвердит сообщение Рубина, попытайтесь составить прогноз действий противника. Исходите из опыта подобных дел или хотя бы в какой-то мере схожих. Разработайте возможные варианты тактики Рубина — Ивена. И, конечно, тех, кто стоял и стоит за ними…
Бутов молча делал заметки в блокноте.
— Мы не можем не считаться с тем, что ходят по нашей земле бывшие агенты бывших разведывательных органов фашистской Германии. Одни отбыли свой срок наказания, другие обошлись без него — своевременно явились с повинной. Люди эти известны нашему противнику, и вы знаете, что он не так уж часто останавливает свой выбор на этих персонах, не к каждому из них пошлет связного. А вот к Рубину прислали. Почему именно к нему? Почему вчера, а не пять, десять, пятнадцать лет назад? Мы с вами пока не знаем. Ответ известен Ивену и, возможно, Рубину. Ищите… Надо подобрать опытных людей. Поиск шпионского снаряжения, зарытого доктором, поручите Тропинину. Помнится, он уже принимал участие в подобных операциях.
— Я тоже имел его в виду, товарищ генерал. Думаю, к завтрашнему дню Тропинин скомплектует группу, возьмет с собой Рубина и отправится на место.
— Не спешите, Виктор Павлович. В ближайшие дни Рубину нельзя отлучаться из Москвы. Противник может установить за ним наблюдение — и внешнее, и по телефону. В таком случае его исчезновение хотя бы на день-два даст повод для подозрений. Это лишит нас инициативы. А через несколько дней, пожалуй, можно уже будет отправить его с Тропининым…
Бутов вернулся к себе в кабинет, вызвал стенографистку и стал диктовать.