…Сигнал тревоги подала Анна Михайловна Семенова, преподавательница английского языка одного из московских вузов. Сумбурное ее письмо в КГБ — видимо, писалось оно под свежим впечатлением услышанного от сына — сводилось в конечном счете к немудрящей истории.
«Сегодня вечером Толик, мой сын, сказал мне, что есть возможность легко решить проблему дубленки, о которой он мечтает целый год. Я спросила: «Каким образом?» Он ответил, что у его приятеля Сергея есть знакомый, который по сходной цене продает доллары, а на них уж запросто можно купить в соответствующем магазине дубленку. Я тут же накинулась на сына: «Ты с ума сошел, как можно даже думать о такой операции?» Он снисходительно усмехнулся и сказал: «Мамочка, не я первый и не я последний его клиент». Я потребовала от Толика немедленно прекратить всякие связи с этой дурной компанией и припугнула, на ходу выдумав историю с покупкой долларов, печально закончившуюся для ее участников. Потом я стала расспрашивать про молодого человека, предлагающего доллары. Старалась говорить как можно спокойнее, не дергать сына, старалась убедить его в том, что он шагнул на опасную дорожку, напомнила об умершем отце, кристально честном коммунисте, не признававшем никаких компромиссов с совестью. Но сын дерзко огрызнулся: «Предавать друзей постыдно. Так говорил и отец. Считай, что у нас не было никакого разговора». И не пожелал далее объясняться. Со мной началась истерика. «Хорошо, я согласна, не буду расспрашивать тебя, — кричала я. — Но дай слово, поклянись памятью отца, что ты никогда и помышлять не станешь о каких-то долларовых операциях?» Он буркнул: «Это я могу… Клянусь!.. Да и какие могут быть операции, когда у меня нет эквивалента». И ушел из дому. Я пишу эти строки, оставшись одна со своими тревожными мыслями. В моей голове полный хаос. На душе невыразимая тяжесть и страх за сына. И за себя. Боже мой, что с нами будет?! Не стану скрывать перед вами — первое, о чем я подумала: никому не рассказывать о разговоре с сыном. Но потом, после долгих размышлений, во имя любви к сыну я решила обратиться к вам. Не трогайте Толика, но удержите его от… Даже не знаю, от чего его надо удержать. Спасите Толика, но не трогайте его. Это все, что осталось у меня после смерти мужа. Как спасти и не трогать? Я не знаю. Вы лучше знаете».
Анатолия «не тронули». Выяснилось, что на вечеринку он попал случайно, с компанией Сергея не был связан. Но с самим Крымовым находился в отношениях дружеских. Однажды на улице, встретив парня в роскошной дубленке, Толя сказал Сергею: «Эх, мне бы такую! Деньги родительница даст. А вот как организовать?» «Организовать» и «купить» — для него эти слова были синонимами. Сергей тут же среагировал: «У меня сегодня народ соберется. Приходи. Познакомлю с одним. По части дубленок — дока. Да и не только дубленок. Зелененькими балуется». Но, увы, «дока» на вечеринку не пришел. Сергей — он уже изрядно «нагрузился» — стал успокаивать Толика: «Ты не расстраивайся, друг. Готовь эквивалент, а я сам тому деятелю вручу».
В КГБ Анатолию не сказали, что сигнал получен от матери. «Пришло письмо от одного из участников вечеринки». Беседа была долгой. Парень понял — что к чему, куда катился. Вопрос о Толике был снят.
С Сергеем все оказалось куда сложнее — этот, кажется, шагнул уже далековато…
Вызванный в КГБ, студент Сергей Крымов поначалу держал себя довольно уверенно, даже несколько дерзко. Отвечал на вопросы односложно: «да», «нет», «не помню», «не знаю». Или же молча пожимал плечами — дескать, понятия не имею. Упрямство он выдавал за характер, и Клюев терпеливо искал тот самый заветный ключик, что помогает чекисту, как педагогу, проникнуть в душу человека, в мир его противоборствующих чувств, мыслей. Но увы, «ключик», словно призрак: мелькнет и исчезнет. И тогда Клюев повел разговор жестко.
— Вы представляете, чем это все может кончиться для вас? Ведь мы пока еще только просим вас быть откровенным с нами. Подчеркиваю — просим. Но есть рубеж, за которым просьбам наступает конец…
Сергей ухмыльнулся и, не глядя на Клюева, сказал: