«Какой же это счастливый сон?» — спросите вы и будете правы. Но это всё грубая реальность, а сон начался позже.
Прошло три года, у меня был один из счастливых периодов в театре. Виталий Соломин решил поставить «Живой труп» Л. Н. Толстого, где предложил мне играть роль Лизы. Мы начали репетиции студийно, ночами, в театре об этом ещё никто не знал. Я бежала на эти репетиции, как когда-то на ночные репетиции с А. В. Эфросом «Ромео и Джульетта». Виталий удивительно точно подобрал актёров, а главное, это была дружеская атмосфера. Мы все любили Соломина как актёра и как человека и полностью доверяли ему. А я с самой первой нашей встречи с ним испытывала к нему нежное чувство. Соломин всегда был мне интересен, и я внимательно следила за его судьбой, не только в театре, но и в жизни. Порой мне казалось, что окружающие просто не понимают, как он талантлив. И в жизни мне всегда хотелось, чтобы его любили достойные женщины. Он олицетворял для меня настоящего мужчину. Мне всегда казалось, что с ним женщина должна испытывать ощущение защищённости. И я была очень рада, когда увидела его чудесную жену Машу, такую нежную, женственную, почти ребёнка. Возможно, всё это звучит странно, но в Театре мужчины невольно приобретают женские черты. Они могут завидовать, ревновать, сплетничать, подсиживать своих коллег и т. д. Очевидно, это издержки профессии, и винить тут актёров нельзя. Я же, воспитанная в детстве такими редкими мужчинами, как отец и мой отчим, невольно пыталась найти в жизни и на сцене образ настоящего мужчины. И для меня Виталий Соломин олицетворял его.
Как радостно было мне играть его жену Лизу в «Живом трупе»! И хотя Федя Протасов являлся как бы антиподом Виталия, но он блистательно вжился в эту роль. Ведь каждый из нас носит в своей душе разные, иногда совсем противоположные, качества. Подчас они живут только в подсознании, но актёр вытаскивает из себя нить за нитью, чтобы сплести уникальный узор роли. Помню наши споры о том, кого на самом деле любит Лиза. Я никак не хотела поверить, что она влюблена в Каренина. Просто умом Лиза понимала, что с ним она выживет и вырастит ребёнка, а Федя погубит их всех. Она принимает эту жертву ради будущего. Но в сердце её навсегда только Федя. Так считала я. Это было мне так близко в моей жизни. Я сама прошла это страшное испытание.
Виталий долго колебался, но потом как-то сказал: «Знаешь, наверное, она любит двоих, только по-разному; мне кажется, ты права». Я победила! И с каким наслаждением я ждала последнего акта, сцены в суде, чтобы крикнуть со всей болью отчаяния: «Нет! Нет, только его я любила и люблю!»
Как-то мы закончили репетицию, и я собиралась пойти в Дом актёра, меня там ждал приехавший из Ленинграда Александр Белинский. Мы давно с ним не виделись и договорились о встрече.
Я зашла к своему любимому гримёру Олечке Ремнёвой, можно сказать, к моей подружке, и попросила немного поправить мне причёску. «Знаешь что, — заговорщицки зашептала мне Оля, — у нас сегодня некому играть «Фиеско», Вилькина играет в филиале, Светлова в больнице, а Печерникова (это была уже третья исполнительница Леоноры!) позвонила и сказала, что плохо себя чувствует! Ты ведь так мечтала об этой роли, — продолжала Оля, — пойди в режиссёрское, скажи, что можешь сыграть».
У меня как будто колокол зазвенел в голове и в сердце. «Господи, неужели?! — подумала я и, не чувствуя под собой ног, пошла в режиссёрское управление. Там была паника.
Было уже шесть часов вечера. Спектакль начинался в семь, а они не знали, что делать. Главное, из начальства никого не было. М. И. Царёв, тогдашний директор театра, был занят в этом спектакле, но сегодня играл другой актёр, а Царёв уехал куда-то из Москвы. Леонида Ефимовича Хейфеца не было дома. В театре были начальник режиссёрского управления В. Я. Мартенс и заведующий труппой Пров Садовский.
— А ты роль знаешь? — спросил меня Садовский.