Вне клана (Рейн 1)
Глава 1
Наверное, нет ничего необычного в том, чтобы очнуться на поле битвы, лежа среди трупов. После удара по голове, например. Однако ко мне сознание вернулось в тот момент, когда мое тело само, без всякого приказа, перепрыгивало через глубокий ров.
Странно.
Хотя, может быть, и нет. Может быть, в каких-то случаях так и надо?
Увы, спросить было некого, специалистов по самостоятельно бродящим телам рядом не наблюдалось.
Двигаясь по инерции, я приземлился на противоположной стороне рва и огляделся по сторонам.
Вокруг лежало множество мертвых тел в покореженных доспехах, валялись копья, как целые, так и переломанные, и щиты, в основном разбитые. Воткнутые в землю и в трупы, торчали стрелы.
Потом я посмотрел на себя и вздохнул — вид у моей одежды оказался неказистый. Светлую рубаху, порванную в нескольких местах, пятнала засохшая кровь, темные штаны находились в еще более плачевном состоянии, а короткие обшарпанные сапоги явно видели много смен сезонов. А еще я не обнаружил на себе ни доспехов, ни оружия.
Интересно, почему? Что безоружный человек делал на поле битвы? Или, может быть, и доспехи, и оружие имелись, но мое тело потеряло их, пока бродило самостоятельно?
Покачав головой, я огляделся вокруг еще раз.
Поле битвы было велико, достаточно равномерно покрыто мертвецами, со всех сторон окружено лесом — где-то деревья казались ближе, где-то дальше. В целом, никакой разницы, куда двигаться, так что я решил идти туда, куда прежде шагало мое самостоятельное тело.
— Смотри-ка, еще один живчик!
Я развернулся на звук голоса.
Говорившим оказался человек — первый живой человек за все время. А рядом с ним и второй. Оба сидели на земле и аккуратно снимали с очередного мертвеца дорогие, полностью целые доспехи, украшенные золотой гравировкой.
Интересно, кем была эта парочка?
Мародеры — всплыло в голове слово. Вместе с ним перед внутренним взором возникла яркая картина — лес, длинные толстые ветки, и десяток мертвецов, свисающих с них. За мародерство полагалась смертная казнь…
Я моргнул, удивленный как четкостью воспоминания, так и наказанием, вернее, его суровостью. Потом внимательно посмотрел на людей впереди. Оба были хорошо вооружены и изучали меня с одинаково неприятным выражением на лицах. Я остановился. Выбранное направление должно было привести меня к ним, чего совсем не хотелось. Эти живые нравились мне куда меньше, чем мертвецы под ногами.
По широкому кругу обойдя мародеров, я пошел дальше, но еще какое-то время ощущал на себе взгляды двух пар враждебных глаз. Потом ощущение прошло — мародеры вернулись к работе.
Поле казалось бесконечным, все длилось и длилось, и мародеры уже скрылись из виду, а я так и не увидел ничего более приятного, чем трупы, мухи и вороны.
— Эй, ты! Стой!
Голос был неприятным, так что я продолжил шагать, притворившись, будто ничего не слышал.
— Стой, я сказал! Или нашпигую стрелами!
Это звучало еще более неприятно, но, к сожалению, убедительно.
Я остановился и повернулся лицом к кричавшему. В той стороне возвышался холм, и из-за этого холма как раз вышел человек — в полном доспехе, держа в руках натянутый лук со стрелой, наложенной на тетиву. Следом за первым человеком из-за холма появилось еще несколько, все в доспехах, все вооруженные.
— Твое имя, ранг, клан! — рявкнул первый человек.
Я недоуменно моргнул.
Слова вооруженного незнакомца прозвучали приказом, но по смыслу приказом быть не могли. Значит, вопрос.
Мое имя?
Сейчас я припомнил, что у всех людей бывают имена. Значит, оно было и у меня.
Вот только какое?
Память молчала.
Ранг, то есть воинское звание?
Сейчас, задумавшись об этом, я понял, что виденные мной мертвецы в дешевом обмундировании были рядовыми бойцами, а мертвецы в дорогом — офицерами. Но кем был я? Ни оружия, ни доспехов, только грязная рваная одежда. Сомнительно, что в таком виде я мог оказаться кем-то из командования. С другой стороны — а вдруг?
Клан?
Только когда незнакомец произнес это слово, я осознал, что мне известно его значение. Но это знание пришло не яркой вспышкой, как с мародерами. Просто теперь я знал, что кланы существуют, кланов много, кланы бывают слабые и сильные; люди, входящие в сильные кланы, обычно богаты, а если принадлежат к Старшим Семьям кланов, то еще и знатны.
А что я? Был ли я частью клана? Если да, то какого?
Я посмотрел вниз, на носки своих обшарпанных сапог, и вздохнул.
Увы, на вопрос незнакомца я мог ответить честно, произнеся одну единственную фразу:
— Я не знаю.
— Не знаешь? Что, даже имя свое не знаешь? — лицо человека исказилось в недоверчивой гримасе.
— Успокойся, Сербен, — велел другой человек, вставший на полшага позади первого, — таких незнающих мы насобирали уже три сотни. Память у всех как решето. Ты, парень, пойдешь с нами, — теперь другой человек обращался ко мне. — На месте разберемся.
Упомянутым местом оказалась большая, на несколько сотен домов, деревня. Вернее, дом в ее центре.
— Ты, парень, выбери себе имя, — по дороге посоветовал мне тот самый человек, который осадил Сербена. — Неизвестно, когда к тебе вернется память, а если не придумаешь имя сам, наш писарь внесет тебя в ведомости Йоргом. Очень уж любит он записывать всех Йоргами.
По мне, так имя Йорг звучало ничуть не хуже любого другого, но, судя по интонации человека, называться так не стоило.
Я попытался вспомнить, какие имена вообще существуют, но память подкинула только одно — того самого Сербена. Становиться тезкой этого неприятного человека я не хотел, но мне понравилось сочетание звуков из его имени.
— Рбен, — сказал я вслух. Нет, что-то было лишнее. — Рен. — А вот сейчас чего-то не хватало. — Рейн!
— Рейн? Ну, значит, будешь Рейном, — согласился человек.
Внутри дом состоял из одной большой комнаты, отведенной под владения писаря. Вернее, писарей — их оказалось там двое. Или же они были архивистами? На мой взгляд, так комната весьма походила на походный архив: поставленные вдоль стен, второпях сколоченные шкафы с открытыми полками, на которых громоздились сотни бумажных папок.
Да, забавно, я не знал ни своего имени, ни ранга, ни клана, зато знал, как выглядит походный архив…
— Еще живчик! — возрадовался один из писарей-архивистов, увидев меня. — Ну-ка, ну-ка. Что тут у нас? Померим, — и меня подтолкнули к расчерченной полосами доске, прибитой к стене вертикально.
— Вот ведь оглобля вымахала, а? — восхитился моим ростом разговорчивый писарь-архивист и велел второму: — Так, Умос, пиши. Рост ровно четыре акка (190 см). Телосложение стандартное таканское, на таком без лошади пахать можно. Не-не, про лошадь ты не пиши. Примерный возраст — лет восемнадцать-девятнадцать. Волосы темно-русые, глаза синие, нос прямой, ломанный по центру.
Я потрогал свой нос. Тот ощущался самым обычным. А как должны ощущаться ломанные носы?
— Карик, ты слепой? — у второго писаря-архивиста голос оказался простужено-ворчливым. — В каком месте у него нос ломанный? Это горбинка.
— Ну пиши тогда — прямой с горбинкой, — весело согласился первый.
Дверь открылась, внутрь заскочил подросток, молча кинул на край стола сверток и так же молча исчез за дверью.
— Твоя новая одежда, — пояснил мне разговорчивый писарь. — Снимай свои вонючие лохмотья, кидай вон туда, в угол, их теперь только в печь. Сейчас запишем все твои особые приметы, оденешься и пойдешь к остальным живчикам. Вот надо же, трое суток с окончания битвы прошло, а вы все вылезаете и вылезаете.
— Особые приметы? — переспросил я, с некоторым сожалением бросая штаны и рубаху в указанный угол. Штаны ладно, они действительно были порядком изодраны, но рубаха вовсе не выглядела лохмотьями. Пусть ее покрывали пятна крови, но зато по ее вороту, как оказалось, шли красивые узоры, вышитые алой ниткой. Узоров мне стало жаль.
— Татуировки, шрамы, родинки, — пояснил писарь. — А как еще, думаешь, твою родню искать? Опишем в деталях и, если через неделю сам не вспомнишь, разошлем письма в центральные архивы всех кланов. Затратно, конечно, но дана Энхард велела не экономить.