Если бы они не были в ссоре с Майкрофтом, она бы пошла к нему. Хотя нет, она не пошла бы к нему. Ему ведь все равно. Его любимый Магнуссен словно околдовал его, и Алисия знает, что она не пошла бы только потому, что просто не перенесла бы отказ. Да она и не посмела бы рассказать. Теперь она прекрасно знает, что чувствуют изнасилованные женщины и почему они предпочитают оставлять свою боль при себе. Стыд. Невыносимый стыд.
Даже садясь в машину, Алисия оглядывается, хотя знает, что Магнуссена поблизости уже нет. Она специально дождалась, пока его машина отъедет, она просто не могла столкнуться с ним сегодня ещё хоть раз. А потом ей приходит в голову — Шерлок.
Разворачивая машину, она знает, что, может быть, он возьмет её дело чисто из упрямства, чтобы насолить брату, может быть, из-за того, что дело чрезвычайно трудное, но она уверена на сто процентов, что он его возьмет. Она чувствует себя предательницей, потому что сталкивает Шерлока и Майкрофта, она чувствует свой мир разбившимся, потому что понимает, что Майкрофт ей этого никогда не простит, она чувствует такую смесь ярости, унижения и боли, что после, приехав домой, скорчившись в ванне, воет и царапает себя, проклиная Майкрофта, проклиная себя за то, что она позволила ему так поступать с собой, проклиная землю, на которой есть такое существо, как Майкрофт Холмс. И нет, это не то, от чего её когда-либо сможет вылечить Бенджамин.
О том, что Шерлок взял её дело, она рассказывает Майкрофту сама. Через несколько дней, когда они случайно сталкиваются в одном из коридоров. С тех пор, как она созвала комиссию, он перестал к ней заходить. Майкрофт выслушивает её молча, с каменным лицом. Их кто-то прерывает. Через полчаса они сталкиваются в лифте.
— Рад, что ты не сказала ему хотя бы про Эвр, — говорит он издевательским тоном.
Алисия его не слышит. Она идёт через вестибюль, словно слепая, наталкиваясь на людей. Она создала мир в картонной коробке под мостом Ватерлоо, теперь на коробку наехал бульдозер – так не всё ли равно?
========== 17. ==========
Или не совсем наехал…
Майкрофт просит её о встрече на мосту. Она подозревает, что это будет что-то, связанное с Шерлоком — Майкрофт только что из больницы, где пропадал все эти дни, пока состояние брата не стало стабильным. Они не созванивались, но что она могла ему сказать? То, что Магнуссен узнал убийцу, Майкрофт не мог не понять и сам. Узнал и, видимо, готовит ему месть покрупнее, чем просто передать в руки правосудия.
Она едет на встречу, раздумывая, действительно ли ей безопасно встречаться с Майкрофтом. Насколько он действует от своего имени, насколько от имени Магнуссена? Не задумано ли это все с целью сместить её? И будет ли это действительно только «сместить»? Скомпрометированное начальство не уходит из разведки просто так…
Алисия находит Майкрофта на старом месте. Он похудел, под глазами мешки, но в движениях сквозят твёрдость и злость. И, как полагает Алисия, частично это относится также к ней.
— Ты знаешь, кто это был, — говорит она, потому что Майкрофт стоит, раскачиваясь с носков на пятки и обратно и будто не собираясь начинать разговор. Получается обвиняюще, потому что Алисия мысленно возражает ему: твой брат оказался из-за меня в его офисе только потому, что Магнуссен оказался в таком сильном положении из-за тебя.
— Разумеется, знаю, — фыркает Майкрофт.
— Второй вопрос, уж раз ты не собираешься открывать мне имя убийцы, чего же ты хочешь от меня?
— Во-первых, я тебе его открываю — это единственный оставшийся в живых член группы АГРА, ныне известная как Мэри Ватсон, миссис Джон Ватсон. Во-вторых, я хочу попросить тебя оставить всё как есть.
— Мэри Ватсон? — до Алисии не слишком доходит вторая часть. — То есть… ты знал?!
Ей приходит в голову, что Майкрофт злится вовсе не на неё. Он знал, что рядом с его братом постоянно находится профессиональный убийца, и от этого всё произошедшее делает его виноватым вдвойне.
— Ты не ответила на мою просьбу, — тихо продолжает Майкрофт. Так тихо, что ей кажется, шум транспорта стихает за её спиной.
— Это бесполезно. Магнуссен рано или поздно доберется до неё.
— Это не ответ.
Алисии хочется спросить: ради чего я должна это сделать? Если это выплывет наружу, я потеряю карьеру и, может быть, даже жизнь. Я потеряю всё ради тебя.
Но она, конечно же, по старой привычке говорит:
— Пусть всё остается как есть.
Майкрофт благодарит её и уходит, Алисия ещё долго стоит на мосту, запрокинув голову и глотая слезы, не подозревая, что скоро их не останется совсем.
Публикации в газетах появляются 18-го вечером. Но скандал начинается с самого утра, распространяясь со скоростью лесного пожара. Бенджамин звонит в одиннадцать и срывающимся голосом просит её срочно приехать домой. Помощник, пряча от неё взгляд, приносит ей образчик письма, которое получил каждый член палаты лордов, каждый чиновник правительства в этот чёртов день. Алисия отменяет совещания, извиняется, извиняется, ещё раз извиняется, бесконечно извиняется и уезжает домой.
Бенджамин ходит по кабинету и пьет таблетки от давления и виски одновременно. Говорит, плачет, смеётся на грани истерики и снова говорит. Она пытается заставить его поесть, она пытается отобрать у него таблетки и выпивку, или хотя бы что-нибудь одно. Она надиктовывает помощнику заявление для прессы и выключает даже срочный телефон. Она почему-то совершенно уверена, что завтра будет легче. Нет, не скандал. Разумеется, карьера Бенджамина окончена, или, по крайней мере, ей нанесен такой серьёзный ущерб, что если пытаться сейчас оправдаться — станет только хуже. Но ей почему-то кажется, что завтра Бенджамин перестанет пить, возьмёт себя в руки. В нём достаточно твердости, и в работе он боец не хуже её самой. И, в конце концов, у них тоже две головы.
Бенджамин почему-то решает иначе. Он засыпает на диване в проходной комнате между спальней и кабинетом, головой на её коленях. Алисия боится пошевелиться, чтобы его не разбудить. У неё ноет всё тело, ноет травмированная рука, ноют шрамы на боку, бедре и шее. Она заставляет себя расслабиться и в конце концов тоже засыпает, с пальцами в его волосах. Разбуженная громким хлопком, она находит Бенджамина в кабинете на полу. Кровь, вытекающая из развороченной головы, заливает ковер.
Почему-то она пишет сначала Майкрофту: «Бенджамин застрелился». Может быть, хочется, чтобы тот полюбовался результатом своих трудов. Потом забирается в кресло, поджимая ноги под себя, и ждёт. Она знает, что должна вызвать полицию, но какой в этом смысл? Через пять минут звонит помощник, говорит, что вызвал полицию и скоро будет у неё. От Майкрофта ответа нет.
Вечером приезжает школьная подруга, предлагает остаться с ней. Алисия отправляет её спать наверх, спускается в гостиную, открывает дверь в сад и курит, с удивлением глядя на падающий снег. На каминной полке оживает телефон. «Мои соболезнования», — присылает смс Майкрофт.
На этом моменте её разбирает смех. Майкрофт их никогда не любил. А теперь боится звонить, боится показываться ей на глаза. Трус. Она выключает телефон и так и сидит в гостиной до утра, на краешке кресла, где ещё два дня назад её усаживал к себе на колени Бенджамин. Слёзы текут и текут. Она думает, что Майкрофт боится слёз. Он бы наверняка тут целую лекцию прочел, почему не стоит плакать и почему проявления чувств вредны. Она чувствует себя немного виноватой перед Бенджамином, потому что, кажется, всё-таки любила не его. Под утро она засыпает на диване, где Бенджамин спал на её коленях ночь назад.
Следующей ночью она опять открывает дверь в сад. Чего она ждёт? Что Майкрофт прилетит на зонтике? Или вырубит всю охрану и прокрадётся к террасе? Смешно. Надо жить дальше с пониманием, что больше у неё никого. Никого. Это страшное слово. Это страшно признать. Но обычно, если признаёшься в таких вещах, становишься сильней. Внезапно она чувствует облегчение от того, что Бенджамина больше нет. Оказывается, это очень здорово, когда нечего терять. Сразу кажется, что ты можешь делать всё. Даже, например, кого-нибудь застрелить.