И третий ветер пустился в пляс,
И дал четвертый кольцо.
А пятый ветер пришел, смеясь —
И я знала его в лицо.
И я спросила: — Откуда ты
И кто мне тебя послал?
А он вгляделся в мои черты
И ничего не сказал.
И я прикоснулась к его плечу —
И всех отпустила прочь.
И этот ветер задул свечу,
Когда наступила ночь.
«Не надо просить о помощи…»
Не надо просить о помощи.
Мир этот создан мастерски.
Что будет — зачем загадывать,
А горечь уже прошла.
Пойду отражаться полночью
В пустых зеркалах
парикмахерских
И многократно гаснуть
С другой стороны стекла.
На грани воды
и месяца
Не задержу мгновение,
Шагну, запрокинув голову,
Ладонью скользну
в пустоту.
И стану случайным отблеском,
Мелькнувшим обманом зрения —
Как отражение девочки,
Которой нет на мосту.
70-е гг.
«Я напишу о всех печальных…»
Я напишу о всех печальных,
Оставшихся на берегу.
Об осужденных на молчанье —
Я напишу,
Потом — сожгу.
О, как взовьются эти строки,
Как запрокинутся листы
Под дуновением жестоким
Непоправимой пустоты!
Каким движением надменным
Меня огонь опередит!
И дрогнет пепельная пена,
Но ничего не породит.
«Не исполнены наши сроки…»
Не исполнены наши сроки,
Не доказаны наши души,
А когда улетают птицы,
Нам не стыдно за наши песни.
Мы бредем сквозь безумный город
В некрасивых одеждах века,
И ломают сухие лапки
Наши маленькие печали.
Безопасные очевидцы —
Мы не стоим выстрела в спину,
Мы беззвучно уходим сами,
Погасив за собою свечи.
Как мы любим гадать, что будет
После наших немых уходов!
Может, будут иные ночи —
И никто не заметит ветра?
Может, будет холодным лето —
И поэтов наших забудут?
И не сбудутся наши слезы,
И развеются наши лица,
И не вспомнятся наши губы —
Не умевшие поцелуя!
Неудачные дети века,
Мы уходим с одним желаньем —
Чтобы кто-нибудь наши письма
Сжег из жалости, не читая.
Как мы бережно гасим свечи —
Чтоб не капнуть воском на скатерть!
«Сквозь последний трамвай протолкаюсь…»
Ю. Галецкому
Сквозь последний трамвай протолкаюсь —
во славу ничью,
И последнего герба медяшка уже отдана,
И последнюю очередь отстою —
И не буду знать, что это она.
И забуду, а это значит — прощу,
А потом для мальчика о циклопьей стране
В старой книжке с кириллицей отыщу
Непутевую сказку — и сын не поверит мне.
Онемел мой апрель под наркозом последних дел —
Тяжело вздохнуть — и выдохнуть тяжело.
Но с грифончиком, что невесть откуда к нам залетел,
Я зайду попрощаться, поглажу ему крыло.
«Самый легкий мне дан смех…»
Самый легкий мне дан смех,
Самый смертный мне дан век,
Самый вещий мне дан свет —
Накрахмаленный вхруст снег.
И ни папертью, ни конем,
Ни разбитой стекляшкой вен —
Не унять остыванья в нем
До четвертого из колен.
И куражится хриплый смерд,
Ветхой сказочки не щадя —
Как до плахи простелен след
По заплаканным площадям:
«Выдыхай-выдыхай слова —
Не впервой городить кресты!
Ай горячая голова —
Кабы горлышку не простыть!»
Вот и замкнут мой первый круг:
В опозореннейшей из стран
Самый честный поэт — друг,
Самый грубый солдат — страж.
Так и жить — на едином «нет»,
Промерзать на любом углу,
Бунтовать воробьем в окне —
Птичьим пульсом — да по стеклу!
И не ведать — кому прочесть,
Несожженный листок храня…
Изо всех обреченных здесь —
Есть ли кто счастливей меня?