— Чип?
— Sí, Чип.
— Он дешевка,[21] — пояснила абуэла.
— А, дешевка.
— Sí, sí, Чип.
Симпатичный он парень, этот Эль Родео, но готов побиться об заклад честным именем родной матери, его английский все же хуже, чем мой испанский.
Джек положил бумажку с номером в портмоне.
— Сегодня же позвоню.
— Звони теперь, — сказала абуэла.
— Мне надо подумать. Боюсь, с учетом того, через что нам с Синди довелось пройти, она согласится переехать только в дом, где круглые сутки дежурит охрана.
— Не позволяй страхам брать верх. Вам с Синди надо ребятишки. И тогда лучше дом, нет?
Джек не заглядывал так далеко, но оптимизм бабушки был заразителен.
— Надо хотя бы посмотреть весь остальной дом.
— Хорошо. — Абуэла взяла Эль Родео под руку и повела его к двери. — Мы пойдем, а ты осматриваться. Один. Мы тебе не мешать. Только решай быстро.
Джек вовсе не собирался выгонять их, но не успел возразить — они вышли через стеклянные двери во двор. Он пошел взглянуть на кухню.
Окно было открыто, и он слышал, как болтают в патио абуэла и Эль Родео. Речь шла о толпах туристов, которые буквально наводнили Маленькую Гавану, где Эль Родео с друзьями привык играть в домино в парке. Эль Родео был далеко не в восторге, что выступает там в роли живого этнического экспоната. Эти туристы ни хрена не смыслят, жаловался он, а делают вид, что все понимают. Даже Джек не разбирался толком в этих вещах, по крайней мере до тех пор, пока абуэла не переехала в Майами. Выпуски вечерних новостей создавали впечатление, что американцы кубинского происхождения живут лишь одной страстью — ненавистью. Ненавистью к Кастро, ненавистью к любому политику, который не состоит к нему в оппозиции, ненавистью к очередной звезде Голливуда, который обменивался рукопожатиями и курил сигары с этим деспотом, погубившим их родителей сестер и братьев, дядей и тетей. Нет, конечно, подобные чувства имели место. Но были районы, где жили люди, подобные Эль Родео, человеку, на протяжении вот уже сорока лет содержащему небольшой бар в Майами. И на стене этого бара висел снимок ресторана, которым он некогда владел в Гаване, а ключи от старого гаванского дома лежали в вазочке на кассовом аппарате. Он отказывался забыть то, что некогда любил, отказывался верить, что никогда уже не вернется на родной остров.
Джек бродил по дому и думал о жене.
— Привет, Джек…
Услышав знакомый голос, он вздрогнул.
— Синди? Но как ты…
— Тем же путем. Абуэла меня пригласила.
— Да, эта женщина умеет своего добиться.
— Определенно. У нас был разговор по душам в мастерской. Она заставила меня задуматься. — Голос ее снова немного дрожал, но от эмоций — не от гнева. — Наверное, я слишком бурно реагировала, ну, ты понимаешь…
— Так ты мне веришь? Что эта пленка записана черт знает когда, еще до Рождества Христова? До Синди?
Она чуть улыбнулась, давая понять, что оценила его юмор.
— У меня было время подумать. Да, теперь я тебе верю.
— Если хочешь, могу это доказать.
— Уверена, что сможешь.
— Мы наняли эксперта по аудиозаписям. Работа предстоит сложная, поскольку имеется только копия…
— Так в полиции тебе дали не оригинал?
— Если верить Кларе Пирс, оригинала вообще не существует. Он был уничтожен, а это, в свою очередь, наводит на мысль, что Джесси немало постаралась, чтоб создать впечатление, будто роман у нас был недавно. Думаю, она сделала это для того, чтоб шантажировать меня. Если я догадаюсь о мошенничестве.
— Тебе не обязательно что-то доказывать мне. Я уже достаточно наревелась и теперь понимаю: пленка — это какой-то трюк. И вообще, если бы у вас случился роман, я бы сразу поняла. Почувствовала бы.
Джек подошел к ней, нежно обнял.
— Прости, что сомневалась в тебе, — прошептала Синди.
— Я все понимаю. Ведь тело ее было у нас в ванной и…
— Давай не будем вдаваться в подробности, о'кей? Давай просто постараемся… быть счастливыми. Радоваться друг другу. Это все, что я хочу. Чтобы мы с тобой были счастливы.
— Я тоже, — сказал он, не разжимая объятий.
Со стороны патио донеслись восторженные крики. Они обернулись и увидели: у дверей стоит абуэла, смотрит на них через стекло и посылает воздушные поцелуи.