— Клара, прости ради Бога, мне правда страшно жаль.
— Ублюдок паршивый! Ты это нарочно!
— Я нечаянно, клянусь!
— Стол погиб!
— Его можно отмыть! Я заплачу!
— Да нельзя его отмыть! Ты изгадил мой чудесный, мой изумительный стол!
— Сам не понимаю, как это произошло.
— Думаю, нам пора, — сказала Роза.
Клара была на грани истерики.
— Да, очень вас прошу, пожалуйста, убирайтесь отсюда! К черту!
— Но мы еще не дослушали завещание, — возразил Джек.
— Того, что я успела прочесть, достаточно.
Джеку хотелось прослушать все до конца, он надеялся найти в этом странном документе нечто, хоть немного проясняющее ситуацию. Но Клара не собиралась идти ему навстречу. Она не двинулась с места. Так и сидела, упершись локтями в стол — один локоть покоился на пресловутой подставке, — и смотрела на большое коричневое пятно.
— Прости, если можешь, — пролепетал Джек.
— Уходите, — ответила она, не поднимая глаз.
Джек с Розой поднялись и молча направились к двери.
37
Лучи заходящего солнца просачивались сквозь жалюзи. Это немного раздражало глаза, но помощник прокурора штата Бенно Янковиц решил оставить все как есть. Всякий раз, беседуя со свидетелем, от показаний которого зависел ход процесса, он старался сделать так, чтобы собеседник чувствовал себя не слишком комфортно.
По другую сторону стола возвышалась фигура Хьюго Заморы. Этот мужчина весом около трехсот фунтов, обладатель низкого звучного голоса, выступал защитником в криминальных процессах. Рядом с ним сидел доктор Марш, он явно нервничал. Перед ним лежал единственный листок бумаги, подготовленный Заморой. В нем был текст, который должен произнести доктор Марш на суде перед жюри присяжных при условии, что прокуратура предоставит ему иммунитет от преследований.
Янковиц притворился, что перечитывает показания еще раз, барабаня пальцами по столу и водя глазами слева направо, словно по строчкам. И вот, наконец, он поднял голову и произнес:
— Не производит впечатления.
— Мы открыты для любых переговоров, — сказал Замора. — Возможно, следует отточить формулировку.
— Мне это не поможет.
— Простите, но я с вами не согласен. Все ваше дело против мистера Свайтека основано на предположении, что у Джека Свайтека был роман с Джесси Мерил. И насколько я понимаю, ваша версия сводится к тому, что женщина угрожала рассказать об этом жене Свайтека, что послужило причиной убийства.
— Я не собираюсь комментировать свои версии.
— Прекрасно. В таком случае поговорим о доказательной базе. Доказательством любовной связи является, насколько я понимаю, аудиопленка, изъятая в ходе описи имущества мисс Мерил, так?
— Не намерен обсуждать с вами происхождение собранных улик.
— Я и не прошу. Мы оба прекрасно знаем, что департамент полиции можно сравнить с дырявым решетом. Не стану называть имен, но ваш же собственный эксперт подтвердил, что так называемое главное оружие обвинения, пресловутая пленка, вовсе не является оригиналом. Оригинала не существует. У вас на руках всего лишь копия, а это оставляет Свайтеку лазейку для защиты. Он вполне может заявить, что запись сделана до его женитьбы.
Янковиц промолчал.
Замора продолжил:
— И вот теперь доктор Марш готов прикрыть эту зияющую брешь в вашем деле. Он, разумеется, категорически отрицает, что был участником мошеннической сделки, о которой говорит Свайтек. Но он обязательно скажет присяжным, что, как лечащий врач мисс Мерил, сблизился и подружился со своей пациенткой. И что вечером того дня, когда дело мисс Мерил было выиграно в суде, она пришла к нему домой поблагодарить его лично. Ну, одно влечет за собой другое… короче, они стали любовниками.
— Знаю. Прочел в этих показаниях.
— Давайте послушаем запись.
— Ни к чему.
— Я уже подошел к самой важной и существенной части. Много времени это не займет. Всего секунд двадцать.
Он на миг задумался, глотнул почти остывшего кофе.
— Как вообще появилась эта пленка?
— Очевидно, Джесси любила проводить время именно в таких забавах. Это можно понять, прослушав пленку.
— Вы что же, хотите сказать, что у вас есть запись того, как Джесси и доктор Марш занимаются сексом?
— Да. Правда, качество записи неважное. Она установила камеру на треноге, ну а потом… Словом, вы поняли, чем они занялись.
Янковиц покосился на Марша — тот был старше его по возрасту, — а потом сказал:
— И вы считаете, мне обязательно это смотреть?
— Нет. Опустим изображение. Нам важно то, что там говорилось.