— Вы его видели?
— Нет, не видел. Одна из девушек сказала — не верится, что у потаскушки вроде Лилиан мог быть такой красивый сын. Одет с иголочки, воспитан, ни разу голоса не повысил — так мне говорили. Он тогда, кажется, учился в колледже. Ну так вот, его допросили и отпустили, не предъявив никаких обвинений.
— А еще что-нибудь было?
Грин пожал плечами.
— Нет, ничего. Впрочем, я потом выпил несколько пинт с полицейским, который его тогда арестовал. И он признался — они все считали, что Даффи мог ее убить.
— Почему мог? Что вы имеете в виду?
— Да потому, что он себя странно вел. И было в нем что-то зловещее. Ни слез его никто не видел, ни сожалений не слышал, вообще никаких эмоций.
— Значит, в полиции ему не поверили. И у них возникли подозрения. Отчего же его освободили? У него было алиби?
— Не знаю. Возможно. Послушайте, она умерла столько лет назад. Свидетелей не нашлось, оружия там не было. А девушки, которые ее видели, давным-давно разъехались. Они и в то время ничего не помнили — не смогли ответить, куда она отправилась и с кем. Повторяю: о ее исчезновении даже не доложили.
Лангтон искоса взглянул на Анну.
— Вы хотите о чем-то спросить?
Она замялась.
— Вы можете вспомнить имена других женщин, живших в ее доме? — Анна открыла блокнот.
— Какая-то немыслимая просьба. — Грин озадаченно почесал голову.
— Если я назову несколько имен, вы сумеете узнать среди них знакомое?
— Разумеется. Но это было так давно. И многие из них, вероятно, уже в могиле.
Лангтон кивнул ей.
— Мэри Тереса Бут, — начала Анна.
Грин покачал головой. Она продолжила перечислять список жертв. Он откликнулся на имя Мэри Мерфи, опять покачал головой, когда она назвала Берил Виллиерс и Сандру Дональдсон, но, услыхав о Кэтлин Кииган, немного заколебался.
— По-моему, она жила в этом доме. Что-то очень знакомое.
— А Барбара Уиттл?
— Да, тоже звучит знакомо. — Грин не стал утверждать, будто две эти женщины жили в доме на Шаллкотт-стрит, и лишь заявил, что он о них где-то слышал: «Девки там были разные, на любой вкус и всех возрастов. А с ними целый выводок ребятишек. Их никто не воспитывал, и они росли, как трава. Понятно, что социальные службы их опекали и бывали там не реже „Скорой помощи“».
Дом снесли, а значит, им еще предстояли долгие настойчивые поиски старых документов. Снова придется спрашивать, помнит ли кто-нибудь фамилии Кииган и Уиттл, и выяснять, жила ли хоть одна из жертв на Шаллкотт-стрит, 12.
Лангтон спустился по ступенькам бара с двумя чашками и поставил их на столик кафе. Он достал из пачки сигарету и закурил.
— Сколько я вам должна? — осведомилась Анна.
— За все плачу я.
Лангтон вынул из кармана свой мобильный телефон и начал набирать номера. Он отошел к двери, и Анна наблюдала за ним через стеклянную перегородку. Говорил он коротко, был сосредоточен, не улыбался и успел позвонить раз пять-шесть. «А ведь он очень хорош собой, — подумала она. — Правда, нос у него слишком тонкий и крючковатый, но глаза большие, выразительные, а руки сильные и с длинными пальцами. Темная тень у него на подбородке при свете отливает голубизной, и это одновременно притягивает и отталкивает. К тому же для полицейского он совсем неплохо одевается. Приехал сюда в современном стильном костюме и подобрал к нему в тон ботинки…» Она торопливо обернулась и поглядела в окно, заметив, что он возвращается к столику.
Лангтон выпил остывший кофе и передвинулся на стуле.
— Вы хорошо поработали, Трэвис, перечислив всех жертв. Удачно придумано.
— Спасибо.
Он ослабил узел галстука.
— Раньше мы или стояли на месте, или пятились назад. Но сегодня нам, по-моему, удалось сделать небольшой шаг вперед. А вы что думаете?
Она глубоко вздохнула.
— Я думаю, если он и есть наш убийца, в детстве в доме на Шаллкотт-стрит, с ним что-то случилось. Вы помните рассказ миссис Морган, как он визжал и плакал, когда мать хотела увезти его домой? Трагическая сцена! А история с кошкой показывает, до чего он был запуган с четырех до восьми лет. Ведь для ребенка, жившего в чертовой дыре, четыре года — это долгое время, просто огромный срок. Тогда и сформировался его характер, но, конечно, если он и есть наш убийца, — повторила она.
Лангтон что-то тихонько пробормотал, и Анна не смогла уловить ни слова.
— Простите, я не расслышала.
— Я готов поставить деньги на кон. Это он.
Несколько минут они сидели молча. Она посмотрела на свое отражение в окне и увидела, что ее волосы встали дыбом, словно у мальчишки.