Морис поднял сорок пятый и прострелил Седрику голову. От удара пули тот отлетел к картотеке, немного повисел на ней и соскользнул на пол. Морис подошел к нему… Глен было подумал, чтобы выстрелить опять, но Морис опустил глаза и молча уставился на покойника.
Фрэнки заговорил, и Морис поднял голову:
— Тебе так не терпелось его грохнуть? Ты ведь за этим и пришел…
— Если ты так считаешь, давай попробуем то же самое с Инез. — Морис поднял ствол. — Ты готов? Я начинаю отсчет.
Лицо Инез, такое впечатление, превратилось в одни большие глаза, она смотрела на него, втянув голову в плечи и сжав кулаки.
— Отдай, — произнесла она хриплым, даже скрипучим голосом и закашлялась. — Отдай все, что он хочет.
— Он же все равно нас застрелит, — ответил Фрэнки. — Причем и тебя, и меня. — Он перевел взгляд на Мориса. — Верно?
— Ага. И немедленно, если не скажешь, где лежат бабки.
— Разложены по картотеке, той, что рядом с Седриком.
— Инез вам больше не нужна? — оживился вдруг Кеннет. — Я ее уведу?
— Давай, только недолго там… — махнул стволом Морис.
Кеннет схватил Инез за руку и потащил прочь из комнаты. Она шла не сопротивляясь, путаясь в собственных ногах. Ее ничего не видящие глаза по-прежнему были широко раскрыты.
— Вот ты бы стал трахать такую бабу? — скривившись, обратился Морис к Глену. — Кеннет ни одной дармовой дырки не пропускает.
— Друг, да я бы ее даже твоим концом трахать не стал, — вмешался в разговор Белый Бой.
— Ну-ну, — изрек Морис, выдвигая верхний ящик картотеки. — Посмотрим, что здесь есть.
Он начал перебирать папки, передавая деньги — сплошь мелкими купюрами — Глену, который их пересчитывал и складывал в картонную коробку. Набралось чуть больше двадцати восьми сотен. И все.
— Хочешь заставить нас потрудиться? — повернулся Морис к Фрэнки. — Без этого никак?
— Да пошел ты… — процедил Фрэнки. — Все равно ж грохнешь.
Морис ничего не ответил, не произнес ни слова, пока они не обыскали всю картотеку, пока не перетряхнули все коробки — некоторые с маленькими бутылочками из-под крека, — пока не перерыли все ящики столов. Даже в сливной бачок унитаза слазили. В общем, все что можно обыскали.
— Ты прав, — сказал Морис Фрэнки и дважды выстрелил ему в грудь.
Бах! Бах! Как просто. Прямо на глазах у Глена. Фрэнки чуть не вылетел в окно — врезался спиной в подоконник и сполз на пол.
— Думаю, здесь нам больше делать нечего, — заключил Морис.
Глен с деньгами в руках шел за ним по коридору и думал: «Скорей бы убраться отсюда, сбежать вниз по лестнице, рвать из этой хаты, рвать…» Они поравнялись с открытой дверью одной из спален, увидели натягивающего штаны Кеннета и валяющуюся на кровати Инез. Ее ноги все еще были задраны и разведены в стороны.
— Господи! — выдавил Глен.
Вид этой потасканной наркоманки, ее темный треугольник между белыми бедрами, были ему неприятны, даже омерзительны, но одновременно он почувствовал возбуждение.
— Кто еще хочет попробовать? — ухмыльнулся Кеннет.
Глен молча стоял, держа коробку с деньгами в руках. Он же один из них, верно?..
— А ты нам что-нибудь оставил? — якобы пошутил он.
— Поберегись! — крикнул Морис, выходя в коридор и нацеливая свой огромный армейский пистолет.
Кеннет поднял руку вверх, словно пытаясь его остановить, а другой тем временем торопливо застегивал ремень:
— Погодь, погодь, ты что делаешь?..
Морис навел сорок пятый и выстрелил. Тощая фигура подскочила на кровати, ноги вытянулись и замерли. Морис выстрелил еще раз, тело опять подпрыгнуло, но уже не так высоко.
— Готова?
Кеннет смотрел на Инез, а Глен — на него, хотел услышать, что тот скажет.
— Если нет, то вот-вот откинется. Друг, я еще никогда не стоял так близко…
— Добей, если что, — приказал Морис.
Глен спустился с ним по лестнице и вышел из дома, пробежался по занесенной снегом дорожке, глубоко вдыхая морозный воздух и выдыхая его облачками пара. Эти ребята, ну и козлы… Он сел в фургон вместе с Морисом, который, уставившись на дом, несколько раз повторил:
— Ну давай же, давай…
Они немножко подождали. Наконец появился Кеннет и сел за руль, а Морис спросил:
— Она готова?
— Теперь — да.
Глену хотелось узнать, что Кеннет там с ней сделал, но Морис не спросил, поэтому он тоже решил промолчать.
Они подождали еще чуть-чуть, двигатель работал, но в машине было по-прежнему холодно, дыхание вырывалось из ртов, как сигаретный дым.