На это мне есть что возразить, и немало, но я решаю промолчать. Отправив меня за решетку по обвинению в неуважении к суду, они только усугубят свое положение и предоставят мне лишний аргумент для подачи апелляции. В кабинет входит дюжий помощник шерифа с наручниками, и судья Кауфман говорит:
— Отведите его в тюрьму.
Гувер стоит у окна, отвернувшись.
Я не хочу в тюрьму, но и оставаться здесь выше моих сил. Спертый воздух пронизан запахом пота. На запястьях спереди, а не сзади, защелкиваются наручники, и, проходя мимо Кауфмана, я спрашиваю:
— Полагаю, что завтра утром я смогу продолжить процесс в качестве главного адвоката защиты?
— Сможете.
Чтобы напугать их еще больше, я добавляю:
— В прошлый раз, когда меня отправили за решетку в самый разгар процесса, приговор был отменен Верховным судом штата. Девятью голосами против одного. Вам, придуркам, следовало бы почаще читать свои бюллетени.
К нашей маленькой процессии присоединяется еще один помощник шерифа столь же внушительной комплекции. Они ведут меня к заднему выходу по коридору, которым я пользуюсь каждый день. У дверей зачем-то останавливаются и что-то говорят по рации. Когда мы наконец оказываемся на улице, я понимаю, что произошла утечка. Увидев меня в наручниках в сопровождении блюстителей закона, мои ненавистники радостно улюлюкают. По непонятной причине полицейские замешкались, решая, в какой патрульной машине меня отправить. Я стою у всех на виду возле одной из машин и с улыбкой разглядываю своих поклонников. Потом замечаю Напарника и кричу, что позвоню ему вечером. Он явно сбит с толку и не понимает, что происходит. Смеха ради меня засовывают на заднее сиденье машины рядом с Гарди: адвокат и его клиент отбывают в тюрьму. Когда мы трогаемся с места под громкий вой сирены и с включенной мигалкой, чтобы придать особый драматизм происходящему в этом злосчастном городишке, Гарди смотрит на меня и спрашивает:
— Где ты был весь день?
Я не стал ничего придумывать, а поднял руки в наручниках и ответил:
— Бился с судьей. Угадай, чья взяла?
— А как они могут отправить в тюрьму адвоката?
— Судья может делать все, что захочет.
— Тебя тоже ждет смертная казнь?
Впервые за многие часы я смеюсь:
— Нет, во всяком случае пока.
Гарди веселит такая неожиданная перемена в привычной рутине, и он говорит:
— Еда там — это что-то!
— Не сомневаюсь.
Полицейские впереди слушают наш разговор, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово.
— А тебе уже приходилось там сидеть?
— Да, и не раз. У меня талант доставать судей.
— И чем ты достал судью Кауфмана?
— Это долгая история.
— Ну, у нас вся ночь впереди, верно?
Похоже, это так, правда, я сомневаюсь, что меня поместят в одну камеру с моим дорогим клиентом. Через несколько минут мы подъезжаем к зданию, построенному в 1950-х, с плоской крышей и несколькими пристройками, расползающимися в стороны, будто злокачественная опухоль. Я бывал тут несколько раз, чтобы встретиться с Гарди, и это место настоящая помойка. Мы останавливаемся; нас вытаскивают из машины и доставляют в тесное помещение, где с грозным видом сидят несколько полицейских, перекладывая бумажки. Гарди уводят куда-то назад, и когда открывается невидимая дверь, до меня доносятся приглушенные крики заключенных.
— Судья Кауфман сказал, что я могу сделать два звонка, — ультимативным тоном сообщаю я подошедшему тюремщику.
Тот в нерешительности топчется, не зная, как ему надлежит поступить при общении с разгневанным адвокатом, наказанным за неуважение к суду. Потом сдается.
Я звоню Джудит, и после общения на повышенных тонах сначала с администратором, потом с секретаршей, а затем с помощницей меня наконец соединяют. Я рассказываю, что нахожусь в тюрьме и мне нужна помощь. Она чертыхается, напоминает о своей занятости, но потом обещает подключиться. Второй звонок я делаю Напарнику и ввожу его в курс дела.
Мне выдают оранжевый комбинезон с трафаретной надписью «Тюрьма города Майлоу» на спине. Я переодеваюсь в грязном туалете и аккуратно расправляю на вешалке рубашку, галстук и костюм. Потом отдаю все это тюремному надзирателю со словами:
— Пожалуйста, не помни́те. Мне завтра в этом выступать.
— Может, еще и погладить? — интересуется он, заливаясь смехом. К нему присоединяются другие, по достоинству оценив столь удачную остроту. Я тоже улыбаюсь, демонстрируя чувство юмора. Дождавшись, когда все отсмеются, спрашиваю: