— Одно дело желать, другое… Когда это случилось, я старалась… его спасти.
— Знаю, Лиз, и убью любого, кто посмеет сказать обратное. А теперь тебе нужно это всё отпустить. Всё закончилось, Лиз. Ты свободна…
Только сейчас до сознания стали доходить его слова. Нежность, тепло, уют, как рукой сняло.
— Так вот в чём дело, — покивала в него, ощущая горечь от происходящего. — Пусти, — ощерилась, вырываясь из его объятий.
— Ты чего, Лиз? — с явной неохотой разжал руки Рус. Но приблизиться не подрывался — стоял на расстоянии и непонимающе на меня смотрел.
— Ты же не думал, что я тотчас паду к твоим ногам?
— Какой бред, Лиз! — скривил лицо Рус. — Прекрати во всех моих жестах видеть подвох, а в словах — ложь!
— Уж прости, другими глазами на тебя смотреть сложно, — махом утёрла лицо от слёз.
— Да, я непорядочный и узколобый болван! Но сейчас я всего лишь побуду рядом в качестве поддержки. Если нужно помогут…
— У меня всё отлично, — отрезала я, шумно втянув воздуха и набираясь сил для дальнейшего отпора. — А будет ещё лучше, если и тебя рядом не будет!
— Серьёзно? — прищурился Рус. — Воевать со мной будешь?
— Просто видеться не желаю! Прощай! — торопливо отвернулась и поспешила прочь. Не хотела его рядом видеть и ощущать — это было слишком больно!
И благодарна ему была чуть погодя — не навязывался, пороги не обивал. Позволил побыть со своим горем наедине… помучиться, подумать, усомниться…
И в следующий раз мы столкнулись уже у нотариуса на оглашении завещания.
Ничего не предвещало, но новость громыхнула:
— Всё состояние, а это… — монотонно читал Родион Васильевич Бергман. Долго и нудно перечислял всё нажитое добро Громова: недвижимость, счета в банках и прочее имущество, — Громову Александру Германовичу…
На этом я прокашлялась. Руслан тоже выглядел очень озадаченным.
— Его сыну, рождённому в гражданском браке с Алиевой.
— Это кто? — прервал чтение Рус.
— Ваш брат, которого Герман Анатольевич признал только. Этом году. Ему двадцать лет. К сожалению, он сегодня не смог явиться на оглашение завещание по уважительной причине.
— Какой? — прищурился Руслан.
— Александр отбывает срок за мелкое хулиганство, но я, как его поверенное лицо, обязуюсь выполнить последнюю волю Громова Германа Анатольевича, и передать наследство согласно завещанию…
ШОК!!!
Громов умел о себе заявить, о себе напомнить, вставить веское слово даже после смерти, и напомнить об истинных к нему чувствах.
И если Руслан вступил в дискуссию по завещанию, и его опротестования, то я… засмеялась. Возможно, глупо и истерично, зато от души. Мне показалось, что это было идеальным решением! И правильным, несмотря на то, что этим хотел добиться Герман. Даже если он хотел подгадить — как по мне, поступил правильно!
Мне ничего от него не было нужно! Руслан — самодостаточен. А вот сын, которого он не признавал долгое время… — пусть внезапно обретёт состояние. И никого из нас не должно волновать, как он с ним будет обходиться.
Это же прекрасно!
Меня ничто не будет связывать с Громовым!
Точно отрезало от него и нашего прошлого…
У меня крылья за спиной выросли. Свобода! Я свободна!
Но уже выйдя от нотариуса, на улице меня нагнал Руся:
— Мы опротестуем завещание, Лиз, — запыхался парень. — Отец опять подлость…
— Даже не смей! — отрезала чуть рьяней, чем следовало бы.
— Ты о чём? — озадачился Руслан. — Ты же его жена. Антоша — сыном записан…
— Мне ничего не надо! Пусть всё будет, как есть! — закивала я, но на глаза всё равно набежали предательские слёзы. — Я рада, что больше с ним не связана… Всё отлично! Правда! И решение это очень правильное.
— Тогда почему ты плачешь? — резонно поинтересовался Рус.
— Счастлива… только, ещё бы из памяти кто-нибудь воспоминания о нём подчистил… И о тебе, — было отвернулась, как Руслан убил наповал:
— Неужто ты такая мстительная, что даже сына готова лишить отца? Или тебе нравится шкура несчастной матери-одиночки?
Это было сверхподло кидаться такими заявлениями! Особенно сейчас, когда я уязвима!
— Да ты совсем… — опешила от его бестактного упрёка.
— Уже на пределе, если честно, — кивнул Рус. — Тебе спасибо! Я не сдамся…
— Я не уступлю!
— Я подам на отцовство…
У меня аж всё внутри заледенело.
— Не посмеешь! — категорично мотнула головой.
— Ещё как. Не хочешь образумиться — дойду до суда. Докажу, что Антон мой…