Іерихонскій, разсказывая, что такое женщина, даже причмокнулъ нѣсколько разъ.
— Не согласна, — отвѣчала Соняша и отрицательно покачала головой.
— Очень печалюсь, что иду въ разрѣзъ съ вашими убѣжденіями, но вѣдь я только относительно медицинскихъ курсовъ, а остальные я не отрицаю. Нисколько не отрицаю. А нынѣшніе модные курсы — кулинарные или поварскіе, такъ даже прямо одобряю. Ха-ха-ха… Прямо одобряю… По моему, хорошее знаніе кухни — это ореолъ хозяйки.
— Не согласна, — опять отрицательно покачала головой Соняша. — Не одобряю, хотя и на кулинарныхъ курсахъ была.
— Были? Да неужели были? — радостно воскликнулъ Іерихонскій и прибавилъ: — Вотъ это прекрасно! Совсѣмъ прекрасно! И вполнѣ научились готовить? Можете направить кухарку на исполненіе хорошихъ, вкусныхъ, сытныхъ блюдъ?
— Право, не знаю. Прежде всего наши кухарки невозможно глупы и упрямы.
— Совершенно вѣрно! Съ этимъ совершенно съ вами согласенъ, Софья Николаевна. Всѣ эти Марѳы, Дарьи, Матрены — прямо деревянныя. Я по своей знаю. Но принимая въ соображеніе, что и капли воды долбятъ камень, то хорошая хозяйка, ознакомившая на курсахъ со стряпней, всегда можетъ втолковать этой Марьѣ или Дарьѣ, особенно если потомъ и присмотрѣть за ней… Вѣрно вѣдь?
— Не знаю. Не пробовала. Торты къ чаю я дѣлала, нѣсколько разъ дѣлала, и говорятъ, что у меня хорошо выходило.
— Прекрасно! Превосходно! И это великое украшеніе для хозяйки! И это ореолъ… — восхищался Іерихонскій.
Соняша сдѣлалась нѣсколько разговорчивѣе и прибавила:
— Только всѣмъ этимъ совершенно не стоитъ заниматься. Ужасно все это дорого дома обходится. Гораздо дешевле купить въ кондитерской. Вдвое дешевле. А отъ кого вы слышали, что я занимаюсь живописью? — спросила она.
— Долженъ сознаться, что отъ моей кухарки, — отвѣчалъ Іерихонскій.
— Ну, вотъ видите. Я такъ и знала. Должна вамъ сказать, что она у васъ большая сплетница.
— Позвольте…. Что-же тутъ такого, что женщина хвалила ваше искусство? Она видѣла ваши тарелки.
— И удивляюсь, какъ это вы находите удовольствіе разговаривать съ кухарками!
Іерихонскій нѣсколько смутился, поправилъ очки и, не отвѣчая на слова Соняши, проговорилъ:
— Удостоите вы меня, Софья Николаевна, полюбоваться произведеніями вашего искусства?
— Да вотъ тарелка на стѣнѣ виситъ. Смотрите… — указала Соняша.
Іерихонскій поднялся, подошелъ къ стѣнѣ и сталъ смотрѣть на висѣвшую на стѣнѣ тарелку, задрапированную шелковой матеріей на манеръ рамки.
— Прекрасно, прекрасно! Какая тонкая работа! — восклицалъ онъ. — Дивный пейзажъ. Прелесть.
Онъ даже сталъ смотрѣть правымъ глазомъ въ кулакъ, прищуривъ лѣвый.
— Картины я вообще люблю. Въ посту я обхаживаю всѣ картинныя выставки. И дешевое, и пріятное удовольствіе, — продолжалъ онъ. — Кромѣ того, всегда на этихъ выставкахъ и общество прекрасное. Все это очень, очень возвышаетъ душу. Прекрасно! Восторгъ что такое. Благодарю васъ.
Іерихонскій поклонился.
Вошла Манефа Мартыновна.
— Чайку, Антіохъ Захарычъ, не прикажете-ли? Прошу покорно въ столовую. Тамъ и сядемъ по семейному, — приглашала она.
Іерихонскій еще разъ поклонился и послѣдовалъ за ней.
IX
Изъ столовой, куда ввела Манефа Мартыновна Іерихонскаго, весело горѣла съ потолка лампа подъ бѣлымъ матовымъ абажуромъ и освѣщала привѣтливо шипящій ярко начищенный самоваръ, столъ, покрытый розовой скатертью и уставленный тарелочками съ закусками, хлѣбомъ, печеньемъ и вазочками съ вареньемъ.
— Пожалуйте, Антіохъ Захарычъ, вотъ сюда, рядомъ со мной, къ самоварчику, — предложила Іерихонскому Манефа Мартыновна. — Но передъ чаемъ прошу васъ закусить.
Іерихонскій сложилъ крестообразно руки на груди и, умильно смотря на столъ, отвѣчалъ:
— Не смѣю отказать радушной хозяйкѣ, хотя я очень и очень еще недавно обѣдалъ. Ѣсть я не хочу. Я сытъ по горло, но меня манитъ вотъ эта милая семейная обстановка, которой я лишенъ вотъ уже скоро восемь лѣтъ. Домъ безъ хозяйки, многоуважаемая Манефа Мартыновна, сирота, а вотъ ужъ около восьми лѣтъ я по волѣ злого рока вдовствую.
— Отчего-же по волѣ злого рока? — спросила Манефа Мартыновна. — Мнѣ кажется, рокъ тутъ ни при чемъ, а просто это отъ себя. Ничего нѣтъ легче, какъ жениться мужчинѣ. Вотъ замужъ выйти дѣвушкѣ — это другое дѣло.
— Вѣрно-съ. Но мнѣ въ этомъ дѣлѣ до сихъ поръ извѣстная робость препятствовала, — проговорилъ Іерихонскій, присаживаясь. — Чувствую на плечахъ не молодые годы — и вотъ робость.