— А кто-жъ тебя знаетъ! Можетъ быть, ты думаешь, что онъ опять вернется на Дальній Востокъ. Вѣдь всѣ эти мѣста на одномъ океанѣ. На Тихомъ океанѣ. А онъ посланъ въ Тихій океанъ.
— То-есть ужасъ что говорите!
Соняша пожала плечами.
— Ну, зачѣмъ-же тебѣ понадобился Дальній Востокъ, зачѣмъ? Отчего-же ты раньше объ этомъ Дальнемъ Востокѣ не вспомнила, пока не получила отъ лейтенанта письмо? Тебя письмо изъ Японіи взволновало — вотъ ты на стѣну и полѣзла. Вотъ и Дальній Востокъ.
— На стѣну полѣзла! Какія слова!
— Душечка, Соняша, да мнѣ ужъ очень горько — оттого я такъ и говорю. Вѣдь подумай хорошенько, о чемъ ты толкуешь! Вѣдь смѣхъ въ люди сказать. Конечно-же, это все письмо надѣлало. А по моему вотъ какъ: это письмо должно тебя вконецъ расхолодить къ твоему лейтенанту. Если-бы онъ имѣлъ на тебя хоть чуточку серьезные виды, развѣ такое письмо онъ долженъ былъ тебѣ написать? Ахъ, Соняша, Соняша, брось ты эти всѣ фантазіи и примись сегодня составлять хоть тѣ условія Іерихонскому, о которыхъ ты говорила. Какія тутъ сестры милосердія, когда тебѣ прекрасная партія предстоитъ. Уймись, милушка…
И Манефа Мартыновна поцѣловала Соняшу въ голову.
За обѣдомъ Соняша, чтобы похвастаться, показала письмо студенту Хохотову. Тотъ прочиталъ его и, улыбнувшись, произнесъ:
— Холодное письмецо-то.
— То-есть что это значитъ — холодное? — вспыхнула Соняша.
— А то, что безъ всякой теплоты. Просто человѣкъ хвастается, что попалъ въ Японію. «Вотъ гдѣ, молъ, я теперь. Знай нашихъ»! Даже и картинка съ видомъ города, чтобы вы полюбовались и позавидовали ему, Михаилу Леонтьичу.
Соняша рѣзко выхватила письмо изъ руки студента.
— Вы все хорошее способны осмѣять. Какой у васъ скверный характеръ!
— Да что-же тутъ такого хорошаго? Даже я написалъ-бы вамъ что-нибудь потеплѣе, если-бы попалъ въ Японію.
— Отчего-же даже вы? Что такое вы?
— Человѣкъ, не пользующійся и не пользовавшійся такой дружбой и такимъ расположеніемъ отъ васъ, какъ Михаилъ Леонтьичъ. Письмо совсѣмъ сухое.
Соняша спрятала письмо подъ тарелку и умолкла.
— Въ сестры милосердія сбирается идти, — кивнула Манефа Мартыновна на дочь.
— Софья Николаевна? — спросилъ студентъ Хохотовъ.
— Она. Сегодня утромъ вдругъ говоритъ мнѣ: «А что, не поступить-ли мнѣ въ сестры милосердія»?
— Не выдержать… — отрицательно потрясъ головой Хохотовъ.
— Почему? Отчего-же другія-то выдерживаютъ? — задала вопросъ Соняша.
— Не того закала. Не такъ скроены. Не тѣ нервы. Вамъ и недѣли не выдержать. Послѣ первой-же перевязки серьезной раны сбѣжите.
— Боже, какъ вы меня ненавидите!
— Напротивъ. Люблю, оттого такъ и говорю. Говорю правду. Хотите примѣръ? Помните, когда я прочищалъ простой чирей у вашей мамаши на лопаткѣ и выдавливалъ гной, такъ вы и тутъ не могли около стоять, чтобы подержать компресикъ съ сулемой.
— Ну, это такъ… А привыкнуть ко всему можно.
— Привыкать-то не станете. Вѣдь это надо воспитать себя и свои нервы, а вы не сможете.
Соняша взглянула на Хохотова съ упрекомъ и сказала:
— То-есть это удивительно! Ни къ чему, ни къ чему вы меня не считаете способной.
Вмѣсто отвѣта Хохотовъ пожалъ плечами. Соняша обернулась къ матери и произнесла:
— А у васъ языкъ совсѣмъ съ дыркой. Ни о чемъ, рѣшительно ни о чемъ не можете вы умолчать!
Послѣ обѣда Манефа Мартыновна ходила въ Гостиный дворъ за покупками и, возвращаясь домой, повстрѣчалась на лѣстницѣ съ Іерихонскимъ. Онъ снялъ шляпу, поклонился и сказалъ:
— Изволите возвращаться съ покупками?
— Да… Купила кое-что себѣ и Соняшѣ на бѣлье, и вотъ займемся отъ нечего дѣлать изготовленіемъ домашнимъ способомъ, — отвѣчала Манефа Мартыновна.
— Доброе дѣло… — похвалилъ Іерихонскій. — Я самъ люблю все изготовленное домашнимъ способомъ. Хоть иногда оно не ладно скроено и не крѣпко сшито, но все-таки чувствуешь довольство, что тутъ приложено дѣло рукъ своихъ. А я иду на прогулку, — прибавилъ онъ. — Жизнь наша сидячая, канцелярская и нужно принуждать себя къ движенію, чтобы пользоваться здоровьемъ.
— Погода прекрасная. Желаю вамъ пріятной прогулки. Мое почтеніе, Антіохъ Захарычъ. Къ намъ милости просимъ.
Манефа Мартыновна хотѣла подниматься на лѣстницу, но Іерихонскій удержалъ ее.
— Позвольте на одну минуту, — сказалъ онъ. — Я хочу спросить васъ о Софьѣ Николаевнѣ. Ну, какъ она?.. Какъ ея драгоцѣнное здоровье?
— Благодарю васъ. Она здорова.