Формообразующими фигурами в этом мире были тетраэдр, девятигранник и пентаэдр, что отражалось не только на архитектуре городов, но и на архитектонике всей природы.
Проявленная трёхзначной постоянной Капрекара реальность произвела на беглеца тягостное впечатление.
Он уже знал, что все миры с превалитетами выше тысячного больше напоминают ансамбли мыльных пузырей, прорастающие друг в друга вне чувственных сфер человека. И чем ниже – по возрастанию чисел – опускался формонавт, тем меньше материального и больше иллюзорного реализовывали числа и созданные ими формы.
Вселенная рождалась не просто многомерной, она рождалась многослойной, как русская матрёшка, и каждый слой подчинялся своим математическим законам (порождающим законы физические), своим формам, базой которых становились цифры от единицы до десяти, а потом дальше, и дальше, и дальше до бесконечности.
Вообще предпосылкой Бытия всегда была Форма, а первым его проявлением – Движение, названное впоследствии временем. Прохор с детства любил математику, с наслаждением вычерчивал проникновение друг в друга геометрических фигур, что и позволило ему после университета вникнуть в новую науку – формологию и постичь Рупа Дхату – мир форм, определяющий в «матрёшечной» Вселенной законы Бытия.
Несмотря на приличное числовое «расстояние», отделяющее одиннадцатипревалитетный мир Прохора от четырёхсот девяносто пятого мира Капрекара, в этой реальности всё казалось вполне материальным и плотным. Опираясь на свойства постоянной Капрекара – число 495 можно было с помощью шести итераций превратить само в себя – и разложить на базовые формы – тетраэдр, девятигранник и пентаэдр, порождённые цифрами 4, 9 и 5, мир Капрекара не «плыл сам в себе», являясь плотным и массивным. И неуютным. Потому что архитектура города в нём тоже подчинялась цифрам 4, 9 и 5, создающим впечатление массивности и гипертрофированного масштаба, подавляющего волю человека.
Это был Суздаль. Но если в 11-м превалитете Прохора он славился редким сочетанием памятников старины, древнерусского зодчества и строений в стиле хай-тек, созданных современными архитекторами из стекла, алюминия и новейших композитных материалов, этот Суздаль был конкретно иным: тяжеловесным, массивным, застроенным гигантскими по размерам храмами и церквями, придавленными такими же массивными и тяжёлыми крестами.
Монастыри поражали воображение циклопической кладкой, формообразующим элементом которой здесь являлись каменные тетраэдры весом до пяти тонн, а также странные вычурные многогранники, сохранившие природную форму кристаллизации минералов – пяти– и девятигранников.
Следственный изолятор, в котором работал местный Прохор, издали тоже казался монастырём, хотя вблизи больше напоминал каземат старинной крепости, способный выдержать удар межконтинентальной ракеты.
Побродив вокруг него «вместе» с «настоящим» Прохором, реальным и материальным в этом мире, Прохор-путешественник расслабился и решил не гнать лошадей. Если кто и преследовал его, то здесь, в узле Капрекара-495, это никак не проявлялось. Можно было в каком-то смысле отдохнуть.
Прохор-495, размышлявший не о смысле жизни во время обхода охраняемой территории, а о том, где бы провести следующую ночь, ни к какому решению не пришёл и побрёл в караулку попить горячего тхшаю.
Прохор-11 согласился в душе с этим решением. Захотелось послушать, о чём говорят люди в этом «измерении», а главное, узнать, существует ли у местного Прохора любимая женщина и кто она.
Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать
Данимир Саблин хорошо знал Прохора Смирнова.
Они были дружны с детства, так как родились в один год, год Крысы по восточному календарю, в одном дворе, учились в одной гимназии и даже в одном классе.
Потом пути их разошлись: Прохор поступил в Московский университет, закончил факультет прикладной математики, а Данимир Саблин пошёл по военной линии, закончил десантное училище, воевал в Дагестане, был ранен и в конце концов оказался в Суздальском Центре экстремального туризма, став тренером по выживанию. Тут старых друзей и свела жизнь плотнее, хотя и раньше они не порывали связи, изредка встречаясь в кругу приятелей. Тем более что Прохор давно увлекался рискованным туризмом и облетел чуть ли не всю Землю в поисках приключений. Жалел он только об одном: что не побывал пока на Луне.
В космос туристы летали уже давно, начиная с начала века, вокруг Земли даже обращался космический отель «Мир», запущенный Россией совместно с Европейским космическим агентством, но это путешествие не удовлетворяло желаний Смирнова, и Саблин его понимал: Прохору хотелось сильных переживаний и ярких эмоций, чего не могли дать ни полёт к «Миру», ни кратковременная невесомость.